— Ах, боже, ведь инспектор... инспектор... Альфонс, ты понимаешь, что значит инспектор?
Наконец до Альфонса дошло: он испугался больше, чем учитель. Могу побиться об заклад, что теперь в ушах Альфонса слово «инспектор» прозвучало, как «убийца» или «палач». Он проворно шмыгнул к последней парте и забился в угол, хотя, может быть, учитель и не думал загонять его так далеко.
Нас, избранных, тоже пробирала дрожь. Никто толком не знал, что захочет от нас этот человек и что он с нами сделает. Даже ученики третьего отделения не могли сказать ничего путного об инспекторе. В позапрошлом году приезжал один, но он был занят, куда-то спешил, и у, них в памяти сохранилась только его длинная меховая шуба с лапками и хвостиками.
Да, кто знает, что ждет нас завтра?
Тихона Боброва посадили посредине. Бросив взгляд в сторону учителя, он недружелюбно буркнул мне:
— Не поддавайся. Тебе сидеть перед носом инспектора, и тебя же заставляют бежать вечером домой!
Верно! Я почувствовал свою значимость и смело заявил:
— Господин учитель, может быть, вы тут на месте достанете у кого-нибудь для меня башмаки? Я вечером никуда не пойду, а то так устану, что не смогу завтра и рта раскрыть перед инспектором.
Спасибо Боброву, он меня частенько мучил, но его услуги перевесили боль щелчков и другие обиды.
Ботинки я не получил, хотя Митрофан Елисеевич покосился в сторону Альфонса Шумана. Мне уже казалось: вот-вот он прикажет Альфонсу обуть мои постолы и отдать мне свои сапоги. Но, видно, тут были еще какие-то соображения, и все осталось по-старому.
После того как я несколько раз сбегал к Ивану Ивановичу и передал его длинные рассуждения о том, что мыть класс — это только людей смешить, учитель решил справиться собственными силами.
Я так привык к школе, что почти не замечал грязи, хотя у нас дома полы мыли каждую субботу. Только когда стали мыть пол в классе, я увидел, в каком хлеву мы занимались.Метлой тут ничего нельзя было сделать — пришлось сбегать за лопатами, и, только орудуя ими, мы добрались до досок. Парты были не лучше: мы ведь прыгали по ним в лаптях, в старых и новых, в чистых и грязных. Парты тоже невозможно было отмыть тряпкой: пришлось соскабливать грязь ножами.
Одни приносили воду, другие мыли пол, а третьи выливали жидкую грязь на большой сугроб позади школьного забора. Вскоре снег печеригл, будто на него опрокинули бочку дегтя. Как только начали мыть пол, Митрофан Елисеевич послал в лес за еловыми ветками. Когда наша работа подходила к концу, подоспели и ветки. Самые красивые мы прикрепили к стенам, а остальные изрубили, рассыпали по классу и набросали у дверей:, снаружи и внутри — пусть вытирают ноги...
Поздно вечером учитель постучал к Чвортеку и велел мне открыть школу, чтобы посмотреть, все ли там в порядке. Тут было чему удивляться; учитель не имел обыкновения заглядывать в школу после уроков. Я слышал, как Чвортек проворчал вслед; «Всегда бегом бежит домой, словно из тюрьмы, а теперь в полночь потянуло». Вошли в школу. Митрофан Елисеевич вытащил из кармана свечу, зажег ее и, осмотрев класс, тяжело вздохнул. Заговорил он как-то печально, точно сам с собой:
— Мы тут бегаем, кричим, хотим принять дорогого гостя как можно лучше... А поди узнай — вдруг ему не понравится какая-нибудь мелочь? Мысли больших людей неисповедимы. — Он снова вздохнул. — Моему отцу, священнику, как-то был обещан богатый приход — Змиево. Уже все готово, садись да поезжай. Вдруг архиепископ вспомнил: около Змиева живет один граф — тот не выносит людей с синими носами. А у моего отца, как назло, нос всегда был синий, и пришлось ему поехать вместо Змиева в Голодедозо...
Учитель еще раз прошелся по классу со свечкой; во всех углах заколыхались темные тени. Наверное, Митро-фану Елисеевичу жутко стало, он подозвал меня поближе. Некоторое время мы стояли молча. Вдруг учитель воскликнул:
— Ах, дьявол, ты не чувствуешь, какой тут воздух? Я ответил, что воздух ничуть не хуже, чем обычно,
даже, пожалуй, лучше: пахнет свежей хвоей. Но мои слова не обрадовали учителя.
— Для нас, конечно, этот воздух хорош, лучшего и не надо — хоть бы на том свете не хуже был! Но кто мы все по сравнению с инспектором? Навозные жуки и муравьи. Он может нам такого жару задать, что за один день поседеем. Нет, братец, так нельзя встречать инспектора.
— Есть ведь такие окна с форточками, — осмелился я вставить. — Только откроешь — и воздух сейчас же становится чистым.
— Ну-у-у! — протянул Митрофан Елисеевич.—Мы не бог весть какие паны, — форточки только для господ. Знаешь что, Букашка: сбегай к Чвортекам, попроси кусок сахару, я им потом заплачу, и прихвати лучину, чайную ложку и тряпку...
Спустя несколько минут мы с учителем поджаривали сахар в чайной ложке и «делали приятный воздух». В самом деле, по всему классу распространился приятный запах; во всяком случае, до того вечера я никогда не знал ничего лучшего.
Глава ХХII
Инспектор со щипцами. — Хитрая соседская собачонка. —Царь и его родня.
Ночью я спал тревожно. Мне снился инспектор — важный господин с тремя галстуками и пятью парами очков; одни очки на носу, остальные прицеплены к петлям сюртука. Инспектор вытащил из кармана красивые щипчики. Как только он бросал взгляд на кого-нибудь из учеников, тот сейчас же должен был отвечать. Кто мешкал и запаздывал с ответом, того инспектор хватал щипцами за нос...
Мне снились и другие сны — и все об инспекторе. На рассвете я проснулся, дрожа, как измокшая собачонка, и больше не мог уснуть.
В этот день в классе было так хорошо, что каждый, кто приходил, в изумлении останавливался у дзерей, улыбаясь, осматривался и затем старательно, очень старательно вытирал ноги о еловые ветки. Скажете, от страха перед учителем и инспектором? Конечно, нет! Старательнее всех вытирали ноги именно те, кто давно привык к тому, что их дерут за волосы и ставят в угол. Лишняя оплеуха не могла их испугать!
Но что же тогда случилось в нашей школе? Ровно ничего. Только убрали грязь...
Перед началом занятий нас поразила еще одна неожиданность: почти треть класса не явилась, притом лучшие ученики, которым надлежало сидеть впереди! Могу поручиться, что все они тоже видели ужасные, сны и также всю ночь дрожали.
Митрофан Елисеевич вошел в класс с ввалившимися глазами, осипший. Увидев пустые места на скамейках, он взволновался и долго не мог успокоиться.
Раза два-три пробежавшись по классу, он отворил дверь в соседнее отделение:
— Зинаида Ивановна, сколько учеников у вас отсутствует?
— В классе все, как обычно.—И, поглядев в лицо растерявшегося коллеги, добавила: — Я своих не пугала.
Несомненно, каждый, кто не пришел в школу, знал,что за столь дерзкий поступок грозит наказание — суровое наказание. И все же страх перед инспектором был куда сильнее страха перед учителем, к которому уже все привыкли.
Я даже пожалел Митрофана Елисеевича: он никак не ожидал такой напасти! Учитель писал на доске, а мел в его руках дрожал, как у тяжелобольного.
У одного крестьянина по соседству со школой была собачонка — заморенный щенок, который, однако, весьма громко лаял. Обычно никто не обращал внимания на его тявканье, но в тот день щенок причинил нам много неприятностей. Казалось, ктс-то подучил его лаять погромче. Волнение учителя передалось и нам;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107