Скажи еще, что нас предал меньшевик — бухгалтер «Последняя четверть». Его немножко погладили против шерсти... он и распустил нюни.
Сердце мое билось часто, часто. Но как помочь этим людям? Кому сказать? Кого я знаю? Я молчал, растерянно глядя на студента.
— На худой конец, посоветуйся со своей подругой... Ну-ну, не качай головой! Конечно, она не революционерка. Но девушки иногда очень сообразительны... просто не поймешь, откуда у них что берется. Пого»
вори-ка с ней —вдруг она знает кого-нибудь с завода, где Цирвис работал...
Я вздохнул с облегчением... Проскрежетал ключ в замке, заскрипела дверь. В камеру втолкнули человека. Мы притворились спящими, следя из-под полуопущенных век за новичком,,, и, словно договорившись, решили не просыпаться.
Глава XI
На воле. — Встреча с Толей Радкевичем. — «Лечиться надо вовремя».
И в книгах пишется, и в песнях поется, что человека, вышедшего из ворот тюрьмы, охватывает несказанно радостное чувство. Правда ли это? Может быть... Но я не испытывал особой радости. Был солнечный день. Яркие лучи щекотали лицо и пробивались даже сквозь петли распахнутого полушубка. А я простоял целый час под мрачной тюремной стеной, не зная, в какую сторону направиться.
Пойти к дяде Давису? Но ведь если все взвесить — именно Давис Каулинь мог быть неблагонадежным в глазах царских жандармов. Говорил же студент: настоящий революционер не станет представляться тебе... У дядюшки иногда вырывались загадочные фразы, которые можно истолковать в пользу бунтовщиков. Нет, я не приведу шпика к квартире Дависа Кау-линя. Может быть, он и не такой, а может быть...
К Соне Платоновой? Конечно, эта девушка о бунтах не помышляет, но она запретила приходить к ней, не договорившись заранее. И почему-то сказала, что будет подписываться не своим именем. Это неспроста.
Медленно пошел я по улице. На углу показался трамвай. Внезапно мне пришло в голову, как избежать преследования шпиков, и Я вскочил на подножку трамвая.Пальцы вцепились в поручни, напряг мускулы, и... в левом плече хрустнуло. Вот я в трамвае, но какой ценой! Рука опять бессильно повисла вдоль тела.Трамвай шел, останавливался... Пассажиры входили, толкались, выходили. Я тоже вылез, чтобы пройти
немного пешком, снова сесть в трамваи и сбить с толку шпиков.
— Здорово, Залан!
Это был Толя Радкевич, мой гимназический товарищ. Я пробормотал:
— Толя, уходи. Я меченый... за мной следят. Радкевичу не пришлось долго объяснять: он сразу разобрался в необычной ситуации.
— Пускай! Что они со мной сделают? — Он хотел взять меня под руку.
— Не трогай руку. Вывихнута. Тогда он взял у меня узелок и сказал:
— Идем к врачу.
Свернув в переулок, мы остановились у деревянного домика. На двери висела начищенная медная табличка: «Д-р-Леонтий Александрович Луговцов». Я отшатнулся:
— У меня нет денег.
— Заложу свои часы, — успокоил меня Радкевич.
— Ведь это же Луговцов! Не знаешь разве... Нет-нет... не пойду!—воспротивился я.
О Луговцове я много слышал еще в гимназии. Его называли гориллой. Доктор никому не уступал дороги. О нем ходило множество анекдотов. Ему было нипочем вышутить самого высокомерного и ясновельможного пациента. Но именно аристократические дамы возлюбили «необузданную гориллу», хотя он сдирал с них неслыханные гонорары. Гимназисты резко расходились в мнениях на его счет. Одни небрежно бросали: «Пустая реклама»; другие: «Дамочки с ума сходят от скуки... им нравятся его соленые словечки»; третьи: «Это в самом деле талант...»
— Луговцов, Уговцов, Пугачов — что нам до того. Идем! — Радкевич дернул звонок.
Высокий, костлявый старик, с необычайно длинной и узкой бородой, осмотрев плечо, строго спросил:
— Давно?
— Пять минут назад, доктор.
— А в первый раз?
— Неделя. Немного меньше..»
— У вас теперь будет хронический вывих сустава. Как это произошло?
— Ребяческая шутка. Толкали друг друга.
Врач вправил руку, закурил сигаретку и возмущенно заговорил:
— Что за болван ремонтировал вас в первый раз? Почему не сделал перевязку? Почему не объяснил, от каких движений необходимо воздерживаться? Коновал, не медик!
У меня пересохло во рту:
— Так случилось, господин доктор, что медик ничего не мог сделать.
Луговцов, распушив свою потешную бороду, усмехнулся:
— Гм, даже в деревенской больнице найдется кусок марли... Где же это вы... толкали друг друга? Не в тюрьме ли?
Что я мог ответить? Оставалось молчать.
— Это надолго, — объяснил доктор. — Не остережетесь — вывих будет повторяться чаще... может быть, всю жизнь. Берегитесь! Не лазьте по деревьям, не поднимайте руку по прямой линии резко вверх, не разрешайте тянуть себя за руку вперед. Как это произошло в последний раз?.. В трамвай прыгали?
Мы с Толей удивленно переглянулись:
— Да, господин доктор... в трамвай. Луговцов удовлетворенно потер руки. Толя Радкевич спросил:
— Леонтий Александрович, если у моего друга рука будет часто выскакивать из сустава, не сможет ли он вправлять ее без помощи врача?
— Почему же нет? Только надо обладать большой силой воли. Есть простейший прием. — Доктор сложил правой рукой левую в треугольник и, крепко обхватиз ее пальцами повыше кисти, с силой повернул влево. — Трус, понятно, не в состоянии так сделать. Но я знаю одного старика столяра,—весело продолжал Луговцов, — у пего был вывих голени. Как напьется — давай откалывать гопака. Вдруг щелк! — и танцор на полу. Усядется, вытрет пот, кулаком загонит кость на прежнее место и опять пляшет.
Доктор натер плечо мазью, забинтовал... Оставалось одеться и распроститься. Вдруг он взял в руки стетоскоп и воскликнул:
— Стой! Стой!
Я всполошился. А что, если Луговцов потребует восемь... десять рублей?
— Но, господин доктор, у меня...
— Что, финансовый кризис?.. Эй, вы,—-обратился он к Радкевичу, — угомоните своего друга.
Доктор вертел меня, выслушивал и простукивал костяшками пальцев.
— Сколько раз людям твердили: лечиться надо во-время!— поморщился он. — Лекарства простые: мед, масло, яйца, солнце, воздух и вода.
— Господин доктор, вы правы: люди глупы. Почему бы им не переселиться с берегов Двины на молочные реки с кисельными берегами! Сколько я вам должен?..
Луговцов порылся в истрепанной записной книжке и, не обращая внимания на мои слова, сказал:
— Сегодня ко мне придет жена прокурора Ранце-вича. Предложу ей оплатить счет заключенного, бывшего гимназиста.
Мы с Толей опешили. В самом деле Мефистофель! Доктор заметил наши смятенные лица и, довольный произведенным впечатлением, рассмеялся.
— Что там не понять! На вас гимназическая блуза и ремень с пряжкой, ваш спутник — гимназист, значит, и вы им были. Меня называют гориллой —это вы, конечно, знаете. Какая же горилла не учует специфического тюремного запаха, пропитавшего вашу одежду!
Мы все еще не могли опомниться и робко переглядывались. .. Доктор удобно поместился в кресле.
— За что сидел? — спросил он и, не ожидая ответа, продолжал: — Окно выбил? В карман залез?.. Нет, должно быть, за политику. Ишь ты, от горшка два вершка, а уже в тюрьме побывал! Гм... десятка такому, должно быть, здорово пригодилась бы...
Вскочив на ноги, доктор в самом деле сунул мне В карман сложенную ассигнацию и взревел:
— Вон, бездельники! Не мешайте мне — сейчас придут дамы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Сердце мое билось часто, часто. Но как помочь этим людям? Кому сказать? Кого я знаю? Я молчал, растерянно глядя на студента.
— На худой конец, посоветуйся со своей подругой... Ну-ну, не качай головой! Конечно, она не революционерка. Но девушки иногда очень сообразительны... просто не поймешь, откуда у них что берется. Пого»
вори-ка с ней —вдруг она знает кого-нибудь с завода, где Цирвис работал...
Я вздохнул с облегчением... Проскрежетал ключ в замке, заскрипела дверь. В камеру втолкнули человека. Мы притворились спящими, следя из-под полуопущенных век за новичком,,, и, словно договорившись, решили не просыпаться.
Глава XI
На воле. — Встреча с Толей Радкевичем. — «Лечиться надо вовремя».
И в книгах пишется, и в песнях поется, что человека, вышедшего из ворот тюрьмы, охватывает несказанно радостное чувство. Правда ли это? Может быть... Но я не испытывал особой радости. Был солнечный день. Яркие лучи щекотали лицо и пробивались даже сквозь петли распахнутого полушубка. А я простоял целый час под мрачной тюремной стеной, не зная, в какую сторону направиться.
Пойти к дяде Давису? Но ведь если все взвесить — именно Давис Каулинь мог быть неблагонадежным в глазах царских жандармов. Говорил же студент: настоящий революционер не станет представляться тебе... У дядюшки иногда вырывались загадочные фразы, которые можно истолковать в пользу бунтовщиков. Нет, я не приведу шпика к квартире Дависа Кау-линя. Может быть, он и не такой, а может быть...
К Соне Платоновой? Конечно, эта девушка о бунтах не помышляет, но она запретила приходить к ней, не договорившись заранее. И почему-то сказала, что будет подписываться не своим именем. Это неспроста.
Медленно пошел я по улице. На углу показался трамвай. Внезапно мне пришло в голову, как избежать преследования шпиков, и Я вскочил на подножку трамвая.Пальцы вцепились в поручни, напряг мускулы, и... в левом плече хрустнуло. Вот я в трамвае, но какой ценой! Рука опять бессильно повисла вдоль тела.Трамвай шел, останавливался... Пассажиры входили, толкались, выходили. Я тоже вылез, чтобы пройти
немного пешком, снова сесть в трамваи и сбить с толку шпиков.
— Здорово, Залан!
Это был Толя Радкевич, мой гимназический товарищ. Я пробормотал:
— Толя, уходи. Я меченый... за мной следят. Радкевичу не пришлось долго объяснять: он сразу разобрался в необычной ситуации.
— Пускай! Что они со мной сделают? — Он хотел взять меня под руку.
— Не трогай руку. Вывихнута. Тогда он взял у меня узелок и сказал:
— Идем к врачу.
Свернув в переулок, мы остановились у деревянного домика. На двери висела начищенная медная табличка: «Д-р-Леонтий Александрович Луговцов». Я отшатнулся:
— У меня нет денег.
— Заложу свои часы, — успокоил меня Радкевич.
— Ведь это же Луговцов! Не знаешь разве... Нет-нет... не пойду!—воспротивился я.
О Луговцове я много слышал еще в гимназии. Его называли гориллой. Доктор никому не уступал дороги. О нем ходило множество анекдотов. Ему было нипочем вышутить самого высокомерного и ясновельможного пациента. Но именно аристократические дамы возлюбили «необузданную гориллу», хотя он сдирал с них неслыханные гонорары. Гимназисты резко расходились в мнениях на его счет. Одни небрежно бросали: «Пустая реклама»; другие: «Дамочки с ума сходят от скуки... им нравятся его соленые словечки»; третьи: «Это в самом деле талант...»
— Луговцов, Уговцов, Пугачов — что нам до того. Идем! — Радкевич дернул звонок.
Высокий, костлявый старик, с необычайно длинной и узкой бородой, осмотрев плечо, строго спросил:
— Давно?
— Пять минут назад, доктор.
— А в первый раз?
— Неделя. Немного меньше..»
— У вас теперь будет хронический вывих сустава. Как это произошло?
— Ребяческая шутка. Толкали друг друга.
Врач вправил руку, закурил сигаретку и возмущенно заговорил:
— Что за болван ремонтировал вас в первый раз? Почему не сделал перевязку? Почему не объяснил, от каких движений необходимо воздерживаться? Коновал, не медик!
У меня пересохло во рту:
— Так случилось, господин доктор, что медик ничего не мог сделать.
Луговцов, распушив свою потешную бороду, усмехнулся:
— Гм, даже в деревенской больнице найдется кусок марли... Где же это вы... толкали друг друга? Не в тюрьме ли?
Что я мог ответить? Оставалось молчать.
— Это надолго, — объяснил доктор. — Не остережетесь — вывих будет повторяться чаще... может быть, всю жизнь. Берегитесь! Не лазьте по деревьям, не поднимайте руку по прямой линии резко вверх, не разрешайте тянуть себя за руку вперед. Как это произошло в последний раз?.. В трамвай прыгали?
Мы с Толей удивленно переглянулись:
— Да, господин доктор... в трамвай. Луговцов удовлетворенно потер руки. Толя Радкевич спросил:
— Леонтий Александрович, если у моего друга рука будет часто выскакивать из сустава, не сможет ли он вправлять ее без помощи врача?
— Почему же нет? Только надо обладать большой силой воли. Есть простейший прием. — Доктор сложил правой рукой левую в треугольник и, крепко обхватиз ее пальцами повыше кисти, с силой повернул влево. — Трус, понятно, не в состоянии так сделать. Но я знаю одного старика столяра,—весело продолжал Луговцов, — у пего был вывих голени. Как напьется — давай откалывать гопака. Вдруг щелк! — и танцор на полу. Усядется, вытрет пот, кулаком загонит кость на прежнее место и опять пляшет.
Доктор натер плечо мазью, забинтовал... Оставалось одеться и распроститься. Вдруг он взял в руки стетоскоп и воскликнул:
— Стой! Стой!
Я всполошился. А что, если Луговцов потребует восемь... десять рублей?
— Но, господин доктор, у меня...
— Что, финансовый кризис?.. Эй, вы,—-обратился он к Радкевичу, — угомоните своего друга.
Доктор вертел меня, выслушивал и простукивал костяшками пальцев.
— Сколько раз людям твердили: лечиться надо во-время!— поморщился он. — Лекарства простые: мед, масло, яйца, солнце, воздух и вода.
— Господин доктор, вы правы: люди глупы. Почему бы им не переселиться с берегов Двины на молочные реки с кисельными берегами! Сколько я вам должен?..
Луговцов порылся в истрепанной записной книжке и, не обращая внимания на мои слова, сказал:
— Сегодня ко мне придет жена прокурора Ранце-вича. Предложу ей оплатить счет заключенного, бывшего гимназиста.
Мы с Толей опешили. В самом деле Мефистофель! Доктор заметил наши смятенные лица и, довольный произведенным впечатлением, рассмеялся.
— Что там не понять! На вас гимназическая блуза и ремень с пряжкой, ваш спутник — гимназист, значит, и вы им были. Меня называют гориллой —это вы, конечно, знаете. Какая же горилла не учует специфического тюремного запаха, пропитавшего вашу одежду!
Мы все еще не могли опомниться и робко переглядывались. .. Доктор удобно поместился в кресле.
— За что сидел? — спросил он и, не ожидая ответа, продолжал: — Окно выбил? В карман залез?.. Нет, должно быть, за политику. Ишь ты, от горшка два вершка, а уже в тюрьме побывал! Гм... десятка такому, должно быть, здорово пригодилась бы...
Вскочив на ноги, доктор в самом деле сунул мне В карман сложенную ассигнацию и взревел:
— Вон, бездельники! Не мешайте мне — сейчас придут дамы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107