— Слушай, дед, давай я тебе помогу. У меня руки привычные к холоду. Вдвоем быстрее это дело с плеч свалим, — предложил я.
— Нет-нет, — решительно возразил дед. — Какой из тебя трепальщик? Таким тяжелым трепалом только пальцы отобьешь. Не так уж дело плохо, как ты думаешь. Я часто отдыхаю... Пойдем...
В риге в печи тлели угольки. Старик подбросил на угли два еловых поленца.
— Видишь, я здесь как в раю: с минуту поработаю, с часок отдохну. Жаль, брюквы нет: ты небось и не знаешь, что на свете нет лучшего лакомства, чем испеченная брюква.
Так было всегда. Как ни трудно приходилось моему деду, его не покидало чувство юмора. Тут же рассказал он мне, как земгалец и курземец подрались из-за этого лакомства. Курземец предложил: «Испечем бушму!» А земгалец в ответ: «Дурак ты этакий, лучше брюкву!» Пока выяснилось, что это одно и то же, они надавали друг другу тумаков.
Он хотел было еще что-то рассказать, но, посмотрев на меня, осекся:
— Что с тобой?
— Дед, не знаешь ли, где Швендеры самогонку гонят?
— Тут в одном месте... — Старик уклонился от прямого ответа.
— А тебе не приходило в голову самому гнать? Мой дед вскочил, как от укуса шершня:
— Ты чего это меня позоришь?
— Если Швендер, церковный староста, слуга господа бога, спаивает народ, почему нам нельзя? Бабушку нарядим в шелка, как Николай Второй свою мать Марию Федоровну...
— Роб, уймись! — жалобно проговорил дед. — Самогонщик хуже, чем грабитель с ножом.
— Тогда давай разнесем их аппарат в куски... все медные трубочки разломаем или погнем.
— Парень! — строго сказал дед. — Даже не заикайся об этом! Ты, должно быть, не знаешь, что всего опаснее связываться с фальшивомонетчиками и самогонщиками. Как-то один лесник набрел за Смольянами на молодчиков, делавших золотые деньги, и пропал, словно в воду канул. Только позднее слух прошел, что они бросили его в печь и сожгли...
— Но, дед...
— Как только Швендер хоть вблизи заметит тебя — вырви мне язык, если вру, — они вдвоем с сыном схватят— и в кипящую брагу. Даже волку не достанется поглодать твоих косточек.
Удрученный и мрачный, сидел я рядом с дедом.
— Почему замолчал?
— Ничего, задумался просто.
— Что там голову ломать! В ригу обычно приходят греться.
— Неужели на этих живоглотов не найти управы? Дед молчал...
В последние дни у меня все вертелся на языке вопрос, и я вдруг брякнул:
— Скажи, что ты делал в Пятом году?
— Ага, вот о чем ты задумался! Я на эти бунты больше не надеюсь.
— Не надеешься? Почему?
— Эх, молодо-зелено! Что ты понимаешь? Ну, скажем, спихнут большого царя. После такого кровопролития все может случиться. Уж тогда, в японскую войну, он чуть удержался. А маленькие царьки нас по-прежнему будут лущить.
— Какие маленькие царьки?
Вроде Швендёра, Тетера и Шумана. Как ты этих дьяволов приструнишь?
Что я мог ему ответить? Я молча вертел в руках же-лезку, служившую деду кочергой. Эх, если бы Соня раньше сказала мне правду о себе! Многое понял бы сам и сумел бы все объяснить. А теперь? ..
После разговора с дедом не хотелось идти к Тетерам. Но пришлось. Как вернешься, не выполнив поручения бабушки? Да и с кузнецом Лапинем неплохо познакомиться.
Глава XVI
«У Зенты характер совсем другой». — Снова в Аничкове. — Инструкции писаные и неписаные. — Тихон арестован.
От кузнеца я вернулся с остро наточенными заступами. Еще с дороги услышал, что в доме стоит такой шум, будто все дети из Рогайне сбежались к Заланам. Как только открыл дверь — бац! — прямо в лоб ударил платок, свернутый в комочек.
— Цыц, коза! — Сделав серьезную мину, я погрозил пальцем. — Что это ты так рано?
— Так вышло! — Зента комично развела руками.— Дядя Важуль был в лавке Мухобоя; сахару нет, и он прихватил меня вместо мешка с сахаром. Не хотел с пустыми руками возвращаться.
— Да, так я тебе и поверил! Едва ли Важуль подвез тебя с версту...
— Что ты девчонку дразнишь! — вступилась бабушка.— Когда хлеба нет, ноги сами поворачивают к дому.
— Да, но сегодня еще пятница... целый день пропал!
— «День, день»... — проворчала бабушка. — Она уже вчера все съела до последней крошки.
Больше я не произнес ни слова. Я-то хорошо знал суровую жизнь в аничковской школе.
После ужина все уселись за книги, которые дал мне кузнец Лапинь. Я раскрыл том Райниса, а бабушка и обе девочки перелистывали «Времена землемеров». Сначала не спеша смотрели картинки, а потом Зента старательно читала вслух.
Лампа, висевшая на гвоздике, вбитом в степу, была поставлена посреди стола. Незаметным движением, точно
лампа мешала, я отодвинул ее в сторону сестер и бабушки. Но Зента так же осторожно водворила лампу на прежнее место.
Меня потрясло стихотворение «Единственная звезда».
Знай: самая высокая идея
Сияет, человека не жалея.
Тот, кто ее огнями озарен,
Не спрашивает, цел ли будет он.
Ничьей судьбой себя не беспокоя,
Он жертвует ей самое родное;
По сторонам не смотпит он — идет,
Хвали его, криви усмешкой рот, —
Вокруг него все затянулось тьмою.
Одну звезду он видит пред собою!
Это стихотворение я прочитал три раза подряд. Оно врезалось мне в память навечно...
В воскресенье проснулся ранним утром. Зенты уже не было в комнате. Я сел на лавку, облокотился на подоконник и смотрел в окно.
Подошла бабушка.
— Чего уставился? Радугу в марте увидал?
— Слежу за Зентой. Она уже повсюду побывала: на сеновале, у поросенка, у Толэ. Снует, как челнок.
— Хорошая девочка, — подтвердила бабушка. — Ей будет куда легче, чем тебе.
— Почему? — недоверчиво спросил я. — Разве она сильнее меня?
— Дело не в силе. У Зенты характер совсем другой.
— Не понимаю... Мы же с малолетства одинаково росли.
— Она смеется втрое больше, чем ты. — Что же, разве я хнычу?
— В том-то и беда, что нет. Зента раскричится, выплачется и снова смеется. Да, сынок, трудно будет тебе жить! Когда-то прозвали тебя шутя волчонком. И верно, характер у тебя как у волчонка... — Бабушка остановилась. — Постой, постой, о чем мы начали! Ах да! Зенте будет легче жить. Ты говоришь, что легко жить только мошенникам. Нет, Зента не будет плутовать, но у нее нрав веселый, она умеет радоваться. А ты все тянешься к книгам... к справедливости. Вы оба мне дороги... Но тебе с твоим характером будет тяжелей.
Такой откровенный разговор смутил меня. В эту минуту, таща за руку Ирмочку, ворвалась в комнату Зента, С опорным видом она возложила на голову бабушки соломенный венок:
— Бабушка, мы в школе читали сказку о водяном царстве. Поиграем! Ты будешь королевой, я — щукой, Ирма — раком, а Роб — моряком, которого буря снесла с, палубы корабля...
Незаметно промелькнул воскресный день. В понедельник бабушка поднялась раньше всех.
— Только господа не могут никогда выспаться, — любила она повторять. — Какой-нибудь барыне, пока она молода, вечно хочется спать оттого, что молода, а в старости — оттого, что стара.
Мы с Зентой проснулись в одно время.
— Куда ты так рано? —строго спросила сестренка, быстро одевшись.
— Пройдусь по свежему воздуху, голова разболелась. .. — соврал я.
— Куда ты пойдешь? — Вперед по дороге.
— Далеко?
— На обратном пути смеряю.
— Бабушка! — громко позвала Зента. — Не выпускай Роба, пока солнышко повыше не поднимется.
— Только у меня и дела солнышко торопить! Сами в Аничкове измерите — повыше оно или пониже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107