На уроках «закона божьего» я не отрываясь смотрел на батюшку, внушая ему: «Иди и прыгни в реку, иди и прыгни в реку...» Но тут батюшка Онуфрий, заметив мой взгляд, указал на меня остальным ученикам: «Вот берите пример с Букашки! Он лютеранин, а с какой любовью смотрит на православного священника, слугу господа бога!» Эти слова окончательно спутали мои расчеты, все получилось наоборот.
И все же оказалось, что батюшка просчитался. Скоро распространился слух, будто Зинаида Ивановна пожаловалась инспектору на то, что отец Онуфрий доводит детей до сумасшествия. Первый раз я услышал об этом от Ивана Ивановича во время ужина; он радовался:
наконец на попа наденут узду! Но Марина Ефремовна сердито прервала мужа: молчал бы лучше, богу не нравятся такие слова. Иван Иванович равнодушно ответил, что, если бог не помог царю разбить японцев, то чего вообще от него ожидать! Марина Ефремовна рассердилась не на шутку: сомневаться во всемогуществе бога — его дело, но, если такие речи услышит батюшка Онуфрий, пощады не жди. Иван Иванович был вынужден замолчать, потому что батюшка Онуфрий в самом деле мог его уволить из школы.
Всю неделю я был вне себя и даже не опустошил своего тощего мешочка с провизией. В субботу возвращался домой снова мимо страшного хутора и даже насвистывал, но, видимо, черный зверь был на цепи. Я долго сидел на крутом пригорке — здесь расцвели первые цветы. А что теперь с Соней, приходившей в тот раз сюда искать их? Должно быть, еще лежит больная и шепчет: «Это все из-за моих грехов...»
На память о том дне у меня остался листок с маленьким стишком. Я хотел перечитать его, но не мог: глаза затуманились слезами. Домой я пришел поздно, усталый и мокрый; меня бранили, опасаясь, что я заболею.
Но заболел я позже.
Глава XXXII
Враг остается врагом. — Последние события мрачной зимы. — Надо выдержать!
С Альфонсом Шуманом мы никогда не здоровались, никогда не разговаривали и поглядывали друг на друга только украдкой. Но однажды в субботний день мы никак не могли избежать встречи. После уроков я вместе с Яшей Ходасом и Алешей Зайцевым вышел из Аничкова. Мы любили солнце, жаворонков и молодую ярко-зеленую травку. Радуясь весне, мы то с криками носились взад и вперед по дороге, то присаживались отдохнуть. Скоро нас догнали еще трое; среди них был и Альфонс Шуман. Он впервые шел из школы пешком, и мое сердце вдруг застучало сильнее. Но я не собирался бежать от него — подумаешь,кто он такой? И мой голос зазвучал еще звонче.
Всю эту неделю я прожил в Аничкове и не знал, что бурная речка Чогаровка унесла ветхий мостик в. Двину. Через речку была переброшена узкая доска, которая пружинила под ногами. К тому же в прошлую ночь прошел сильный дождь, вода поднялась, и через один конец доски все время перекатывались пенистые волны.
У всех душа ушла в пятки. Альфонс первый смущенно пробормотал, что у него кружится голова и он не может пройти по доске. Не лучше ли сделать крюк? Вон в той деревеньке должен быть мост... Мы согласились и повернули вправо.
Но мой маленький друг Яша Ходас пристыдил нас, назвал маменькиными сынками и трусами. Он ловко перебежал по доске на другой берег и тем же путем вернулся обратно.
И тут первый раз в своей жизни Альфонс выдумал довольно остроумную штуку: если уж переходить, то нужно обеспечить себя от всяких неожиданностей. Свяжем вместе все пояски и, когда будем переходить речку по доске, обвяжем один конец вокруг себя. Мы согласились. Ребята предложили Альфонсу пройти первому как изобретателю. Но он был необычайно вежлив и уступчив:
— Нет, ребята, я совсем не такой выскочка, как некоторые обо мне говорят. Лучше я буду среди последних.
Я невольно усмехнулся про себя:
«Этот франт опять врет! Ждет, чтобы на ту сторону перебралось побольше ребят и чтобы все они держали привязь, когда он будет переходить».
Первым перебежал без всяких привязей Яша Ходас, за ним пошли по доске Петер и Арвид Зильвестры. Вскоре мы с Альфонсом остались вдвоем. Я уже подошел было к самой воде, но Альфонс оттолкнул меня, заявив, что хочет использовать свои права изобретателя.
Доска гнулась, качалась, но все-таки Альфонс счастливо перебрался на другой берег. Мальчики привязали к концу связанных поясков камень и перебросили мне — наступила моя очередь.
Я перешел бы благополучно — я и сегодня это утвёр-ждаю,— но, когда собирался шагнуть на доску, в голове мелькнула тревожная мысль: «Конец привязи держит Альфонс». Сделав первый шаг, я остановился, захотелось
крикнуть, чтобы ее взял кто-нибудь другой. В последний момент осекся: неужели он будет таким негодяем? — и смело двинулся вперед.Несколько раз покачнулся, но голова кружилась меньше, чем предполагал. Я уже приближался к берегу и был совершенно уверен, что пройду хорошо.
Вдруг я зашатался. Могу биться об заклад, что привязь потянули; могу биться об заклад, что от первого рывка я все-таки не свалился бы с перекладины. Но, когда я ловил руками воздух, пытаясь сохранить равновесие, меня чуть заметно потянули вторично, и я бултыхнулся в речку.
В моем спасении участвовали все — кто как мог. Альфонс также, упершись ногами в землю, пыхтя и кряхтя, тащил меня. А у меня в голове молотком стучало: «Никогда не доверяйся врагу!»
Разумеется, никто ничего не заметил; возможно, никто не представлял себе, что человек может нарочно топить другого. Я выкарабкался на берег и вместе со всеми подтрунивал над собой: да разве Букашка может утонуть? Но неотступная мысль сверлила мозг: «Никогда не доверяйся врагу!»
Зильвестры сделали большой крюк и проводили меня до самого дома. Чем дальше мы шли, тем меньше шутили. У меня от лихорадки стучали зубы, а перед глазами плескались красные волны. Дома я едва успел снять сумку и разуться, как стал бредить.
Пролежал две недели. В весеннюю распутицу никуда нельзя было отвезти меня, и отец три раза ездил верхом к волостному фельдшеру за лекарствами. Я не мог даже читать. Только слушал рассказы деда и вместе с ним как бы проходил по Саукской, Неретской, Элксненской и Биржской волостям Латвии... Как долог пройденный им жизненный путь!
— Скажи, где у тебя был настоящий дом? — спрашивал я деда.
Дед, словно не понимая, пожимал плечами:
— Уезд большой. Один год мой дом в этой, на следующий — в другой волости...
Я не отставал;
— Нет, настоящий дом... ну, который ты во сне видишь. .. Тот, где ты учился ползать и ходить.
— Эге! — Дед зажимал в кулаке седую бороденку.— Видишь, парень, когда я был маленьким, я страшно орал, хозяевам мешал спать. Поэтому мать таскала меня, как котенка, из одного двора в другой. — Немного поду-мав, он все же сознался: — Правильно, есть такой дом, который мне порой снится. Только не один, как у хозяи-. на, а четыре-пять. Разве ты не понял из наших разговоров, где эти дома? Куда бы я ни шел, где бы ни работал до седьмого пота, всегда возвращался на берега Большой Сусеи.
Я слушал, слушал и решил, что нет в мире места красивее, чем полоска земли между Даугавой и Сусеей. Набравшись храбрости, я спросил деда:
— Ведь там было так хорошо, зачем же вы оттуда уехали сюда, в Белоруссию?
— «Зачем»! — сердито ворчал дед.— Была бы у меня пурвиета брусничника, где хоть баньку можно поставить, никогда не ушел бы с берегов Сусеи.
Бабушка была настроена скептически:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
И все же оказалось, что батюшка просчитался. Скоро распространился слух, будто Зинаида Ивановна пожаловалась инспектору на то, что отец Онуфрий доводит детей до сумасшествия. Первый раз я услышал об этом от Ивана Ивановича во время ужина; он радовался:
наконец на попа наденут узду! Но Марина Ефремовна сердито прервала мужа: молчал бы лучше, богу не нравятся такие слова. Иван Иванович равнодушно ответил, что, если бог не помог царю разбить японцев, то чего вообще от него ожидать! Марина Ефремовна рассердилась не на шутку: сомневаться во всемогуществе бога — его дело, но, если такие речи услышит батюшка Онуфрий, пощады не жди. Иван Иванович был вынужден замолчать, потому что батюшка Онуфрий в самом деле мог его уволить из школы.
Всю неделю я был вне себя и даже не опустошил своего тощего мешочка с провизией. В субботу возвращался домой снова мимо страшного хутора и даже насвистывал, но, видимо, черный зверь был на цепи. Я долго сидел на крутом пригорке — здесь расцвели первые цветы. А что теперь с Соней, приходившей в тот раз сюда искать их? Должно быть, еще лежит больная и шепчет: «Это все из-за моих грехов...»
На память о том дне у меня остался листок с маленьким стишком. Я хотел перечитать его, но не мог: глаза затуманились слезами. Домой я пришел поздно, усталый и мокрый; меня бранили, опасаясь, что я заболею.
Но заболел я позже.
Глава XXXII
Враг остается врагом. — Последние события мрачной зимы. — Надо выдержать!
С Альфонсом Шуманом мы никогда не здоровались, никогда не разговаривали и поглядывали друг на друга только украдкой. Но однажды в субботний день мы никак не могли избежать встречи. После уроков я вместе с Яшей Ходасом и Алешей Зайцевым вышел из Аничкова. Мы любили солнце, жаворонков и молодую ярко-зеленую травку. Радуясь весне, мы то с криками носились взад и вперед по дороге, то присаживались отдохнуть. Скоро нас догнали еще трое; среди них был и Альфонс Шуман. Он впервые шел из школы пешком, и мое сердце вдруг застучало сильнее. Но я не собирался бежать от него — подумаешь,кто он такой? И мой голос зазвучал еще звонче.
Всю эту неделю я прожил в Аничкове и не знал, что бурная речка Чогаровка унесла ветхий мостик в. Двину. Через речку была переброшена узкая доска, которая пружинила под ногами. К тому же в прошлую ночь прошел сильный дождь, вода поднялась, и через один конец доски все время перекатывались пенистые волны.
У всех душа ушла в пятки. Альфонс первый смущенно пробормотал, что у него кружится голова и он не может пройти по доске. Не лучше ли сделать крюк? Вон в той деревеньке должен быть мост... Мы согласились и повернули вправо.
Но мой маленький друг Яша Ходас пристыдил нас, назвал маменькиными сынками и трусами. Он ловко перебежал по доске на другой берег и тем же путем вернулся обратно.
И тут первый раз в своей жизни Альфонс выдумал довольно остроумную штуку: если уж переходить, то нужно обеспечить себя от всяких неожиданностей. Свяжем вместе все пояски и, когда будем переходить речку по доске, обвяжем один конец вокруг себя. Мы согласились. Ребята предложили Альфонсу пройти первому как изобретателю. Но он был необычайно вежлив и уступчив:
— Нет, ребята, я совсем не такой выскочка, как некоторые обо мне говорят. Лучше я буду среди последних.
Я невольно усмехнулся про себя:
«Этот франт опять врет! Ждет, чтобы на ту сторону перебралось побольше ребят и чтобы все они держали привязь, когда он будет переходить».
Первым перебежал без всяких привязей Яша Ходас, за ним пошли по доске Петер и Арвид Зильвестры. Вскоре мы с Альфонсом остались вдвоем. Я уже подошел было к самой воде, но Альфонс оттолкнул меня, заявив, что хочет использовать свои права изобретателя.
Доска гнулась, качалась, но все-таки Альфонс счастливо перебрался на другой берег. Мальчики привязали к концу связанных поясков камень и перебросили мне — наступила моя очередь.
Я перешел бы благополучно — я и сегодня это утвёр-ждаю,— но, когда собирался шагнуть на доску, в голове мелькнула тревожная мысль: «Конец привязи держит Альфонс». Сделав первый шаг, я остановился, захотелось
крикнуть, чтобы ее взял кто-нибудь другой. В последний момент осекся: неужели он будет таким негодяем? — и смело двинулся вперед.Несколько раз покачнулся, но голова кружилась меньше, чем предполагал. Я уже приближался к берегу и был совершенно уверен, что пройду хорошо.
Вдруг я зашатался. Могу биться об заклад, что привязь потянули; могу биться об заклад, что от первого рывка я все-таки не свалился бы с перекладины. Но, когда я ловил руками воздух, пытаясь сохранить равновесие, меня чуть заметно потянули вторично, и я бултыхнулся в речку.
В моем спасении участвовали все — кто как мог. Альфонс также, упершись ногами в землю, пыхтя и кряхтя, тащил меня. А у меня в голове молотком стучало: «Никогда не доверяйся врагу!»
Разумеется, никто ничего не заметил; возможно, никто не представлял себе, что человек может нарочно топить другого. Я выкарабкался на берег и вместе со всеми подтрунивал над собой: да разве Букашка может утонуть? Но неотступная мысль сверлила мозг: «Никогда не доверяйся врагу!»
Зильвестры сделали большой крюк и проводили меня до самого дома. Чем дальше мы шли, тем меньше шутили. У меня от лихорадки стучали зубы, а перед глазами плескались красные волны. Дома я едва успел снять сумку и разуться, как стал бредить.
Пролежал две недели. В весеннюю распутицу никуда нельзя было отвезти меня, и отец три раза ездил верхом к волостному фельдшеру за лекарствами. Я не мог даже читать. Только слушал рассказы деда и вместе с ним как бы проходил по Саукской, Неретской, Элксненской и Биржской волостям Латвии... Как долог пройденный им жизненный путь!
— Скажи, где у тебя был настоящий дом? — спрашивал я деда.
Дед, словно не понимая, пожимал плечами:
— Уезд большой. Один год мой дом в этой, на следующий — в другой волости...
Я не отставал;
— Нет, настоящий дом... ну, который ты во сне видишь. .. Тот, где ты учился ползать и ходить.
— Эге! — Дед зажимал в кулаке седую бороденку.— Видишь, парень, когда я был маленьким, я страшно орал, хозяевам мешал спать. Поэтому мать таскала меня, как котенка, из одного двора в другой. — Немного поду-мав, он все же сознался: — Правильно, есть такой дом, который мне порой снится. Только не один, как у хозяи-. на, а четыре-пять. Разве ты не понял из наших разговоров, где эти дома? Куда бы я ни шел, где бы ни работал до седьмого пота, всегда возвращался на берега Большой Сусеи.
Я слушал, слушал и решил, что нет в мире места красивее, чем полоска земли между Даугавой и Сусеей. Набравшись храбрости, я спросил деда:
— Ведь там было так хорошо, зачем же вы оттуда уехали сюда, в Белоруссию?
— «Зачем»! — сердито ворчал дед.— Была бы у меня пурвиета брусничника, где хоть баньку можно поставить, никогда не ушел бы с берегов Сусеи.
Бабушка была настроена скептически:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107