Мы прошли одно, – они должны идти дальше нас. Им не нужно терять попусту времени на чёрную работу, которую мы должны были производить, вырывая из самих себя заветы нашего гнилого прошедшего. Помилуйте! За что же оставлять её с ворами и лицемерами. Если вы несомненно верите (а этому нельзя не верить), что все наши пороки и своекорыстные стремления, и ложный стыд, и ложная гордость прививаются нам в цветущие годы нашей юности, то как же вам не позаботиться удалить девушку от растлевающего влияния среды. Надо поставить её в сообщество людей, понятия которых о жизни светлы, честны и свободны.
– Нет, нет, monsieur Белоярцев, – решительно отозвалась Мечникова, позволившая себе слегка зевнуть во время его пышной речи, – моя сестра ещё слишком молода, и ещё, Бог её знает, что теперь из неё вышло. – Надо прежде посмотреть, что она за человек, – заключила Мечникова и, наскучив этим разговором, решительно встала с своего места.
– Я вам говорила, что она дура, – сказала Бертольди, выслушав рассказ Белоярцева о его разговоре с Мечниковою. – Она по натуре прямая гражданка, но так глупа.
Вскоре после этого разговора госпожа Мечникова вышла у своей квартиры из извозчичьей кареты и повела на чёрную, облитую зловонными помоями лестницу молодое семнадцатилетнее дитя в лёгком беленьком платьице и с гладко причёсанной русой головкой.
– Вот здесь мы будем спать с тобою, Агата, – говорила Мечникова, введя за собою сестру в свою спальню, – здесь будет наша зала, а тут твой кабинетец, – докончила она, введя девушку в известную нам узенькую комнатку. – Здесь ты можешь читать, петь, работать и вообще делать что тебе угодно. В своей комнате ты полная госпожа своих поступков.
Пансионерка расцеловала сестру за комнату, за дарованную ей свободу, за конфекты, за ленты, которыми её дарила госпожа Мечникова, и водворилась на жительство в её квартире.
Отсюда начинается один анекдот, который случился с этою девушкою и был поводом к самым печальным явлениям для некоторых лиц в нашем романе.
Глава двенадцатая.
Анекдот
Сестре госпожи Мечниковой шёл только семнадцатый год. Она принадлежала к натурам, не рано складывающимся и формирующимся. Фигура её была ещё совершенно детская, талия прямая и узенькая, руки длинные, в плечах не было ещё той приятной округлости, которая составляет их манящую прелесть, грудь едва обозначалась, губы довольно бледны, и в глазах преобладающее выражение наивного детского любопытства.
– Уморительный человек моя Агата, совершенный ребёнок ещё, – говорила Мечникова, обращаясь к кому-нибудь из своих обыкновенных посетителей.
Агата, точно, была ребёнок, но весьма замечательный и всеми силами рвавшийся расстаться с своим детством. Сестра была к ней всегда ласкова и довольно внимательна к её материальным нуждам, но нимало не способна позаботиться о её духовных интересах. Агата очень любила читать и рассуждать. Сестриных книг ей стало ненадолго, а рассуждать madame Мечникова не любила. Красин вступился в спасанье Агаты: он приносил ей книг исключительного направления и толковал с нею по целым часам.
Не столько под влиянием этих книг, сколько под впечатлением устных рассуждений Красина молоденькая сестра Мечниковой начала сочувствовать самостоятельности и задачам женщин, о которых ей рассказывал Красин. Самостоятельность сестры проходила мимо её внимания. Она не видела ничего привлекательного ни в её житьё, ни в её положении. Ей хотелось действовать, распоряжаться собою сознательно, сделать из себя гражданку. Гражданки, с которыми её познакомил Красин, смотрели на неё как на ребёнка. Никто из них не замечал, как вытягивается вперёд тоненькая смуглая шейка и как внимательно смотрят огромные чёрные глаза Агаты при всяком разговоре о правах и обязанностях человека; а этими разговорами исключительно и были полны гражданские беседы. Девушке часто хотелось вмешаться в эти разговоры, она чувствовала, что уже много понимает и может вмешаться во многое, а её считали ребёнком, и только один Красин да Белоярцев говорили с ней хотя в наставительном тоне, но все-таки как со взрослой женщиной. Агату очень обижало это, как ребёнка, который непременно хочет, чтобы его признали большим. Она, как ребёнок же, что плакала, сама не зная о чем. Девочка со дня на день становилась впечатлительнее и раздражительнее. Мечникова говорила, что Агата скучает и со скуки начинает капризничать, что ей непременно нужно развлечение, а не одни книги.
В это счастливое лето на долю Петербурга выпадали нередко погожие дни, и Мечникова, пользуясь ими, возила сестру по окрестностям столицы. Обыкновенным спутником их в этих прогулках бывал Красин, или один, или же вдвоём с известным нам Ревякиным, огромным, сильным мужчиною с рыжею головой, сажёнными плечами и непомерной силищей. Ревякин был непривлекателен лицом, но останавливал на себе внимание своим геркулесовским сложением. Он служил в гражданах, но не пользовался там никаким авторитетом. От природы он был не очень умен, воспитание получил грошовое и вдобавок смешно косноязычил. Толстый, мясистый, как у попугая, язык занимал так много места во рту этого геркулеса, что для многих звуков в этом рту не оставалось никакого места. Ревякин сам рекомендовал себя обыкновенно «Левякиным», вместо пора говорил «пола», вместо речь – «лечь» и т.п. Белоярцев, великий охотник подтрунить над ближним, очень ловко умел наводить Ревякина на рассказы о том, как к нему в окно один раз залез вор. Ревякин говорил:
– Визу, лезет вол; я его плямо за волосы, а он по тлубе вниз.
– Это кто же соскочил по трубе? – каждый раз переспрашивал Белоярцев.
– Вол, – спокойно отвечал рассказчик.
Этот Ревякин с некоторого времени стал учащать к Мечниковой и, по-видимому, не наскучал ей. Красин смотрел на это как на новый, свойственный этой женщине каприз и держался с Ревякиным в добрых отношениях, благоприятствующих общему их положению в этом доме.
В один из хороших, тёплых дней, – именно в тот день, когда случился нижеследующий анекдот, – Ревякин, Красин и Мечникова с Агатой наняли карету и отправились в Парголово. Оставив экипаж, они пошли побродить по лесу и разбрелись. Агата шла с Красиным, а Мечникова как-то приотстала с Ревякиным, и очень долго одна пара не могла в лесу найти другую.
Нагулявшись досыта, компания кое-как собралась в ресторане, у которого была оставлена карета. Они слегка закусили, даже выпили пару бутылок шампанского, за которое заплатила Мечникова, и поехали в Петербург. Спокойная, убаюкивающая качка довольно спокойного экипажа действовала несколько различно на путешественников. Мечникова закрыла глаза и не хотела смотреть на свет Божий. Она не то дремала, не то нежилась и, подчиняясь качке, подвигалась к сидевшему напротив неё Ревякину. Ревякин сидел молча и тупо глядел в окно, как бы не замечая приближения своей vis-a-vis. Красин, сидевший напротив Агаты, был спокоен и курил папироску за папироской, не сводя при этом своих глаз с Агаты. Агата же сидела, положив локоток на поднятое стекло дверцы, и то сузила бровки, то тревожно переводила свои глаза с одного лица на другое.
Разговоров никаких не было во всю дорогу.
Белая, подслеповатая ночь стояла над Петербургом, когда карета наших знакомых остановилась у квартиры Мечниковой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
– Нет, нет, monsieur Белоярцев, – решительно отозвалась Мечникова, позволившая себе слегка зевнуть во время его пышной речи, – моя сестра ещё слишком молода, и ещё, Бог её знает, что теперь из неё вышло. – Надо прежде посмотреть, что она за человек, – заключила Мечникова и, наскучив этим разговором, решительно встала с своего места.
– Я вам говорила, что она дура, – сказала Бертольди, выслушав рассказ Белоярцева о его разговоре с Мечниковою. – Она по натуре прямая гражданка, но так глупа.
Вскоре после этого разговора госпожа Мечникова вышла у своей квартиры из извозчичьей кареты и повела на чёрную, облитую зловонными помоями лестницу молодое семнадцатилетнее дитя в лёгком беленьком платьице и с гладко причёсанной русой головкой.
– Вот здесь мы будем спать с тобою, Агата, – говорила Мечникова, введя за собою сестру в свою спальню, – здесь будет наша зала, а тут твой кабинетец, – докончила она, введя девушку в известную нам узенькую комнатку. – Здесь ты можешь читать, петь, работать и вообще делать что тебе угодно. В своей комнате ты полная госпожа своих поступков.
Пансионерка расцеловала сестру за комнату, за дарованную ей свободу, за конфекты, за ленты, которыми её дарила госпожа Мечникова, и водворилась на жительство в её квартире.
Отсюда начинается один анекдот, который случился с этою девушкою и был поводом к самым печальным явлениям для некоторых лиц в нашем романе.
Глава двенадцатая.
Анекдот
Сестре госпожи Мечниковой шёл только семнадцатый год. Она принадлежала к натурам, не рано складывающимся и формирующимся. Фигура её была ещё совершенно детская, талия прямая и узенькая, руки длинные, в плечах не было ещё той приятной округлости, которая составляет их манящую прелесть, грудь едва обозначалась, губы довольно бледны, и в глазах преобладающее выражение наивного детского любопытства.
– Уморительный человек моя Агата, совершенный ребёнок ещё, – говорила Мечникова, обращаясь к кому-нибудь из своих обыкновенных посетителей.
Агата, точно, была ребёнок, но весьма замечательный и всеми силами рвавшийся расстаться с своим детством. Сестра была к ней всегда ласкова и довольно внимательна к её материальным нуждам, но нимало не способна позаботиться о её духовных интересах. Агата очень любила читать и рассуждать. Сестриных книг ей стало ненадолго, а рассуждать madame Мечникова не любила. Красин вступился в спасанье Агаты: он приносил ей книг исключительного направления и толковал с нею по целым часам.
Не столько под влиянием этих книг, сколько под впечатлением устных рассуждений Красина молоденькая сестра Мечниковой начала сочувствовать самостоятельности и задачам женщин, о которых ей рассказывал Красин. Самостоятельность сестры проходила мимо её внимания. Она не видела ничего привлекательного ни в её житьё, ни в её положении. Ей хотелось действовать, распоряжаться собою сознательно, сделать из себя гражданку. Гражданки, с которыми её познакомил Красин, смотрели на неё как на ребёнка. Никто из них не замечал, как вытягивается вперёд тоненькая смуглая шейка и как внимательно смотрят огромные чёрные глаза Агаты при всяком разговоре о правах и обязанностях человека; а этими разговорами исключительно и были полны гражданские беседы. Девушке часто хотелось вмешаться в эти разговоры, она чувствовала, что уже много понимает и может вмешаться во многое, а её считали ребёнком, и только один Красин да Белоярцев говорили с ней хотя в наставительном тоне, но все-таки как со взрослой женщиной. Агату очень обижало это, как ребёнка, который непременно хочет, чтобы его признали большим. Она, как ребёнок же, что плакала, сама не зная о чем. Девочка со дня на день становилась впечатлительнее и раздражительнее. Мечникова говорила, что Агата скучает и со скуки начинает капризничать, что ей непременно нужно развлечение, а не одни книги.
В это счастливое лето на долю Петербурга выпадали нередко погожие дни, и Мечникова, пользуясь ими, возила сестру по окрестностям столицы. Обыкновенным спутником их в этих прогулках бывал Красин, или один, или же вдвоём с известным нам Ревякиным, огромным, сильным мужчиною с рыжею головой, сажёнными плечами и непомерной силищей. Ревякин был непривлекателен лицом, но останавливал на себе внимание своим геркулесовским сложением. Он служил в гражданах, но не пользовался там никаким авторитетом. От природы он был не очень умен, воспитание получил грошовое и вдобавок смешно косноязычил. Толстый, мясистый, как у попугая, язык занимал так много места во рту этого геркулеса, что для многих звуков в этом рту не оставалось никакого места. Ревякин сам рекомендовал себя обыкновенно «Левякиным», вместо пора говорил «пола», вместо речь – «лечь» и т.п. Белоярцев, великий охотник подтрунить над ближним, очень ловко умел наводить Ревякина на рассказы о том, как к нему в окно один раз залез вор. Ревякин говорил:
– Визу, лезет вол; я его плямо за волосы, а он по тлубе вниз.
– Это кто же соскочил по трубе? – каждый раз переспрашивал Белоярцев.
– Вол, – спокойно отвечал рассказчик.
Этот Ревякин с некоторого времени стал учащать к Мечниковой и, по-видимому, не наскучал ей. Красин смотрел на это как на новый, свойственный этой женщине каприз и держался с Ревякиным в добрых отношениях, благоприятствующих общему их положению в этом доме.
В один из хороших, тёплых дней, – именно в тот день, когда случился нижеследующий анекдот, – Ревякин, Красин и Мечникова с Агатой наняли карету и отправились в Парголово. Оставив экипаж, они пошли побродить по лесу и разбрелись. Агата шла с Красиным, а Мечникова как-то приотстала с Ревякиным, и очень долго одна пара не могла в лесу найти другую.
Нагулявшись досыта, компания кое-как собралась в ресторане, у которого была оставлена карета. Они слегка закусили, даже выпили пару бутылок шампанского, за которое заплатила Мечникова, и поехали в Петербург. Спокойная, убаюкивающая качка довольно спокойного экипажа действовала несколько различно на путешественников. Мечникова закрыла глаза и не хотела смотреть на свет Божий. Она не то дремала, не то нежилась и, подчиняясь качке, подвигалась к сидевшему напротив неё Ревякину. Ревякин сидел молча и тупо глядел в окно, как бы не замечая приближения своей vis-a-vis. Красин, сидевший напротив Агаты, был спокоен и курил папироску за папироской, не сводя при этом своих глаз с Агаты. Агата же сидела, положив локоток на поднятое стекло дверцы, и то сузила бровки, то тревожно переводила свои глаза с одного лица на другое.
Разговоров никаких не было во всю дорогу.
Белая, подслеповатая ночь стояла над Петербургом, когда карета наших знакомых остановилась у квартиры Мечниковой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171