Райнер преспокойно сидел с Евгенией Петровной у печки в её спальне, и они не заметили, как к ним через детскую вошёл Розанов, поднявшийся по чёрной лестнице. Войдя в спальню, Розанов торопливо пожал руку хозяйки и, тронув слегка за плечо Райнера, поманил его за собою в гостиную.
– Вас сейчас схватят, – сказал он без всяких обиняков и в сильном волнении.
– Меня? Кто меня схватит? – спросил, бледнея, Райнер.
– Известно, кто берет: полиция. Что вы сделали в это время, за что вас могут преследовать?
– Я, право, не знаю, – начал было Райнер, но тотчас же ударил себя в лоб и сказал: – ах Боже мой! верно, эта бумага, которую я писал к полякам.
Он вкратце рассказал известную нам историю, поскольку она относилась к нему.
Подозрения его были верны: его выдавала известная нам записка, представленная в полицейский квартал городовым, поднявшим бумажник Красина.
– Кончено: спасенья нет, – произнёс Розанов.
– Господи! к счастию, вы так неосторожно говорили, что я поневоле все слышала, – сказала, входя в гостиную, Вязмитинова. – Говорите, в чем дело, может быть, что-нибудь придумаем.
– Нечего придумывать, когда полиция следит его по пятам и у вашего дома люди.
– Боже мой! Я поеду, отыщу моего мужа, а вы подождите здесь. Я буду просить мужа сделать все, что можно.
Розанов махнул рукой.
– Муж ваш не может ничего сделать, да и не станет ничего делать. Кто возьмёт на себя такие хлопоты? Это не о месте по службе попросить.
Над дверью громко раздался звонок и, жалобно звеня, закачался на дрожащей пружине. Розанов и Женни остолбенели. Райнер встал совершенно спокойный и поправил свои длинные русые волосы.
– Муж! – прошептала Женни.
– Полиция! – произнёс ещё тише Розанов.
– Бегите задним ходом, – захлёбываясь, прошептала Женни и, посадив на кушетку ребёнка, дёрнула Райнера за руку в свою спальню.
– Невозможно! – остановил их Розанов, – там ваши люди: вы его не спасёте, а всех запутаете.
Ребёнок, оставленный на диване в пустой гостиной, заплакал, а над дверью раздался второй звонок вдвое громче прежнего. За детскою послышались шаги горничной.
– Сюда! – кликнула Женни и, схватив Райнера за рукав, толкнула его за драпировку, закрывавшую её кровать.
Девушка в то же мгновение пробежала через спальню и отперла дверь, над которою в это мгновение раздался уже третий звонок. Розанов и Женни ни живы ни мертвы стояли в спальне.
– Что это ты, матушка, ребёнка-то одного бросила? – кропотливо говорила, входя, Абрамовна.
– Так это ты, няня?
– Что такое я, сударыня?
– Звонила?
– Да я же, я, вот видишь.
– А мы думали… что ты по чёрной лестнице войдёшь.
– Нос там теперь расшибить.
Евгения Петровна немножко оправилась и взяла ребёнка.
– Не поехала, – сказала няня, входя и протягивая руки за ребёнком. Женни вспомнила, что няня ездила за Лизой.
– Не поехала? – переспросила она её. – Отчего же она не поехала?
– А не поехала, да вот тебе и только. Знаешь, чай, у ней сказ короток.
Женни была как на ножах. Мало того, что каждую минуту за драпировку её спальни могли войти горничная или Абрамовна, туда мог войти муж, которого она ожидала беспрестанно. Женни вертелась около опущенных занавесок драпировки и понимала, что, во-первых, её караульное положение здесь неестественно, а во-вторых, она не знала, что делать, если горничная или няня подойдёт к ней и попросит её дать дорогу за драпировку.
Бедная женщина стояла, держа палец одной руки у рта, а другою удерживая крепко стучавшее сердце.
– Что нам делать? – шепнула она Розанову.
Тот пожал плечами и поникнул головою в совершенном недоумении.
Вязмитинова неслышными шагами подвинулась за занавеску, и через полминуты Розанов услыхал, как щёлкнул замок в её ванной. Вслед за тем Женни выскочила, как бы преследуемая страшным привидением, схватила со стола свечу и побежала через зал и гостиную в кабинет мужа. Во все это время она судорожно совала что-то в карман своего платья и, остановясь у мужниного письменного стола, что-то уронила на пол. Розанов нагнулся и поднял ключ. Женни села и опёрлась обоими локтями на письменный стол. Голова её шаталась от тяжёлого дыхания.
– Дайте мне воды, – прошептала она Розанову.
Доктор налил ей стакан воды. Она выпила полстакана и вопросительно посмотрела на Розанова.
– Возьмите ключ, – сказал он ей тихо.
Евгения Петровна схватила ключ, дрожащею рукою сунула его в карман и закрыла разрез складкою широкой юбки.
– Что ему могут сделать? – начала она очень тихо.
– Могут сделать очень дурное. Закон строг в таких случаях.
– Боже мой, и неужто нет никакой возможности спасти его? Пусть бежит.
– Как, куда и с чем?
– За границу.
– А где паспорт?
– Пусть скроется пока в России.
– Все-таки нужен вид, нужны деньги.
– Я найду немного денег.
– А вид?
Женни замолчала.
– Что это за бумага? – спросила она через несколько минут, указывая на лежащую на столе подорожную мужа. Это подорожная, – да? С нею можно уйти из Петербурга, – да? Говорите же: да или нет?
– Да, – отвечал Розанов.
Женни взяла бумагу и, подняв её вверх, встала со стула.
– А что будет, если эта бумага пропадёт? – спросила она, глядя тревожными и восторженными глазами на Розанова. – Отвечайте мне чистую правду.
– Если эту подорожную у Николая Степановича украдут?
– Да, если её у него украдут? Скорее, скорее отвечайте.
– Если украдут, то… ему выдадут новую, а об этой объявят в газетах.
– И только? Говорите же: и только?
– И только, если она будет украдена и пропадёт без вести. В противном случае, если Райнер с нею попадётся, то… будет следствие.
– Да, но мой муж все-таки не будет отвечать, потому что он ничего не знал? Я скажу, что я… сожгла её, изорвала…
– Да, что до вашего мужа, то он вне всяких подозрений.
– Держите же её, берите, берите, – произнесла, дрожа, Женни.
Она выбежала из кабинета и через час вернулась с шёлковым кошельком своей работы.
– Здесь что-то около сорока рублей. У меня более ничего нет, – лепетала она, беспрестанно меняясь в лице. – Берите это все и ступайте домой.
– Что вы такое задумали, Евгения Петровна! Вспомните, что вы делаете!
– Берите и ступайте, приготовьте ему какое-нибудь платье: он ночью будет у вас.
– Как вы это сделаете? Подумайте только, у нас не старая, не прежняя полиция.
– Ах, идите Бога ради домой, Дмитрий Петрович. Я все обдумала.
Розанов положил в карман подорожную, деньги и отправился домой. Женни возвратилась в свою спальню, пожаловалась, что она нехорошо себя чувствует, и, затворив за собою дверь из детской, опустилась перед образником на колени. Тёмные лики икон, озарённые трепетным светом лампады, глядели на молящуюся строго и спокойно.
В детской послышался лёгкий старческий сап няни. Евгения Петровна тихо прошла со свечою по задним комнатам. В другой маленькой детской спала крепким сном мамка, а далее, закинув голову на спинку дивана, похрапывала полнокровная горничная. Хозяйка тем же осторожным шагом возвратилась в спальню. Вязмитинов ещё не возвращался. В зале стучал медленно раскачивающийся маятник стенных часов. Женни осторожно повернула ключ в заветной двери. Райнер спокойно сидел на краю ванны.
– Вы можете уходить нынче ночью, – начала торопливо его спасительница. – Вот вам свеча, зеркало и ножницы: стригите ваши волосы и бороду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171