как и положе-
но, языком, а не ушами?! Без принудительного приложения дополнитель-
ных и заведомо не обязательных и явно лишних усилий!
<Анатомия мудрости> - попытка уйти от этого недостатка. Кстати,
и от других тоже. на которые я не указываю, потому что они уже давно
стали как бы общим местом. О них так много говорили в свое время, что
сегодня даже забыли от привычки беспрерывно повторять.
Эта книга не хрестоматия, но может быть использована как хресто-
матия, подобно тому как пирог - не хлеб, но может быть и им, потому
как тоже из муки. Она не учебник, ибо намного полнее, всестороннее,
объективнее и конкретнее. Но может быть использована как учебник,
так как составлена с научительной целью и сосредоточена на последова-
тельном во времени преподнесении материала. Она не антология, пото-
му что не было задачи <надергать> кусочков из многообразного и необо-
зримого, дабы внушить читателю мысль, что все-таки материал ему
доступен, подъемен и постижим. Но что мешает использовать ее и в этом
качестве - разве нам не хватает лазурного <пятачка> глади бухты, что-
бы без натяжек и подразумеваемых преувеличений говорить всем: как
прекрасно море?
Те, которые ничего не знают, будут теперь, благодаря этой книге,
знать философию процентов эдак на восемьдесят; те, которые уже имеют
какой-то элементарный философский багаж, могут достроить здание
своих устремлений практически <под ключ>; те же, кто знаком с филосо-
фией профессионально, получают подспорье уже никогда не растерять
имеющееся.
В этой книге я пользовался теми же красками, что биографы и иссле-
дователи до меня, но картины вырисовывал совсем другие: во-первых.,
посвежее, во-вторых, в стиле ударного, ярко запоминающегося воздей-
ствия. а в-третьих, на основе царствующей логики в изложении.
Я не ставил себе целью пересказательно напомнить о философах,
напротив, я хотел, чтобы в читателе осуществилась возможность их
услышать, воспринять, вникнуть и понять.
Мне захотелось разбудить личностную неповторимость людей, кого
время и обычные сутолока и суета мира завалили спорами неприятия,
диспутами признания, школьными воззрениями, толкованиями и пере-
толкованиями, так же, как это бывает с увядшими городами, когда их
засыпает песком и мусором безжалостный Хронос. Часто приходилось
поступать совсем по-шлимановски, ища на порослье того или иного
философа уже ушедшую в небытийность его Трою.
Результаты таких подходов и общее то, что получилось, однозначно
убеждают, что дело настойчивости всегда вознаграждается. Мыслители
и мудрецы, философы и ученые предстают в составленном данной кни-
гой своде такими, какими они были для себя, для тех, кому доверяли,
чьим мнением дорожили. Мы смотрим на них не глазами потомков, а
заинтересованным взором причастных современников, получивших раз-
решение стать рядом.
Иногда, в отдельных - особенно важных или трудных - случаях,
приходилось вступать в настраничный диалог с тем или иным филосо-
фом и мудрецом, принимая в качестве таковых и читателей тоже. Поми-
мо прочего и как правило, это делалось для того, чтобы идеи, притенен-
ные отдаленностью тех эпох, получили дополнительные стимульные
импульсы для восстановления тогдашней их привлекательности и перво-
зданной красоты.
Персоналии выбраны по критерию наличия <философического> в
текстах, высказываниях, действиях. Однако их замыкания в некую исто-
рико-философскую цепь в этой книге не производится, как не связыва-
ются же линеаризирующей веревкой картины в музеях и на выставках.
Связью людей, представленных в этой галерее, является общее мужество
их неспокойного разума, дерзнувшего познать мир и раскрыть его тайны
миру людей.
Фрагменты подобраны и выстроены таким образом, чтобы у читате-
ля возник <настрой> на восприятие преподносимого человека, убежде-
ние в значимости самого обращения к данной персоналии и <плавное>
вхождение в круг общефилософских и научных проблем именно через
данного мудреца, интеллектуального энтузиаста, мыслителя.
Избранный способ изложения внутрифрагментного материала помо-
гает органично смикшировать контрасты и подчеркнуть палитру воззре-
ний, что выгодно отличает данную книгу от другой научной и учебной
литературы, где противоречивость персонажа весьма мешала пишущим
и заставляла их заниматься комментаторской эквилибристикой, что, без-
условно, влекло невольное накручивание листажа.Я сознательно элиминировал надуманную проблему <ранних> и <позд-
них> взглядов. Всякий, кто хоть сколько был приобщен к счастью твор-
чества, знает, что так называемые <поздние> мысли - это вовсе не взгля-
ды, родившиеся в зрелости или собранные в саду преклонных лет, а всего
лишь навсего то, что было найдено в юности или молодости, но до чего
только сейчас наконец-то дошли руки или подоспело время.
Иногда я поступал как реставратор, был и ретушером, а по большей
части - выбирал поудобнее ракурс и освещал лицо, как это делает
любой фотограф, стараясь преподнести облик клиента в наиболее выиг-
рышном для последнего виде.
Внимательное знакомство с текстом книги <Анатомия мудрости>
предполагает наведение той мысли, что репертуарный набор почти у
всех <интеллектуалов> один и тот же. Это поддающиеся перечислению
проблемы и общеузловые точки стандартных координат и отсчетов в
философии. Но вот музыка, которую исполняли все персонажи данной
книги, была строго индивидуальной, своеобразной, принципиально от-
стоящей от таковой у предшественников и современников. Каждый из
философов убедительно показывал на своем примере, что на острие и
одному тесно, не то что толпой.
А острием предмет рассмотрения становился как бы сам собой. Сня-
тие с объекта наслоений ложных воззрений и устремление ударов крити-
ческой мысли в одну точку в чем-то сродни состругиванию, заостряюще-
му карандаш в точилке.
Я старался брать у своих героев только те мысли, суждения и утвер-
ждения, которые после их преподнесения миру становятся истинами фак-
та, то есть их бесспорность столь велика и однозначна, что так и хочется
воскликнуть каждому, к ним приобщающемуся: <И как это люди могли
такого не видеть?!>.
Неоспоримость включенных в книгу заметок не в том, что их не
оспаривали, а в том, что их не смогли оспорить, то есть заряд новизны
выявленного обогащал копилку знания рода человеческого независимо
от личности нашедшего и судьбы концептуального фона, в котором
новинка опубликовывалась или предавалась гласности.
При подготовке этой книги мною были использованы многие сотни
источников - газеты, журналы, монографии, коллективные труды, раз-
нообразные компендиумы, заурядные компиляции, теоретические изы-
скания в параллельных или близлежащих сферах, общефоновые тексты и
материалы.
Что меня поразило, так это обилие <коммуникационных> искажений
и ошибок. Смысловые и орфографические, лексические и пунктуацион-
ные, стилистические и просто из-за невнимательности и небрежности!
Порой я ловил себя на мысли: а как же люди понимают философскую
литературу, если сплошь и рядом встречаются лишние или недостающие
частицы <не>, колеблются основания частицы <ни>, отсутствует чет-
кость в употреблении словосочетаний <так же> и <также>, а тяжеловес-
ность иных конструкций превращает обычное по мысли предложение в
неприступную крепость для любого ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150
но, языком, а не ушами?! Без принудительного приложения дополнитель-
ных и заведомо не обязательных и явно лишних усилий!
<Анатомия мудрости> - попытка уйти от этого недостатка. Кстати,
и от других тоже. на которые я не указываю, потому что они уже давно
стали как бы общим местом. О них так много говорили в свое время, что
сегодня даже забыли от привычки беспрерывно повторять.
Эта книга не хрестоматия, но может быть использована как хресто-
матия, подобно тому как пирог - не хлеб, но может быть и им, потому
как тоже из муки. Она не учебник, ибо намного полнее, всестороннее,
объективнее и конкретнее. Но может быть использована как учебник,
так как составлена с научительной целью и сосредоточена на последова-
тельном во времени преподнесении материала. Она не антология, пото-
му что не было задачи <надергать> кусочков из многообразного и необо-
зримого, дабы внушить читателю мысль, что все-таки материал ему
доступен, подъемен и постижим. Но что мешает использовать ее и в этом
качестве - разве нам не хватает лазурного <пятачка> глади бухты, что-
бы без натяжек и подразумеваемых преувеличений говорить всем: как
прекрасно море?
Те, которые ничего не знают, будут теперь, благодаря этой книге,
знать философию процентов эдак на восемьдесят; те, которые уже имеют
какой-то элементарный философский багаж, могут достроить здание
своих устремлений практически <под ключ>; те же, кто знаком с филосо-
фией профессионально, получают подспорье уже никогда не растерять
имеющееся.
В этой книге я пользовался теми же красками, что биографы и иссле-
дователи до меня, но картины вырисовывал совсем другие: во-первых.,
посвежее, во-вторых, в стиле ударного, ярко запоминающегося воздей-
ствия. а в-третьих, на основе царствующей логики в изложении.
Я не ставил себе целью пересказательно напомнить о философах,
напротив, я хотел, чтобы в читателе осуществилась возможность их
услышать, воспринять, вникнуть и понять.
Мне захотелось разбудить личностную неповторимость людей, кого
время и обычные сутолока и суета мира завалили спорами неприятия,
диспутами признания, школьными воззрениями, толкованиями и пере-
толкованиями, так же, как это бывает с увядшими городами, когда их
засыпает песком и мусором безжалостный Хронос. Часто приходилось
поступать совсем по-шлимановски, ища на порослье того или иного
философа уже ушедшую в небытийность его Трою.
Результаты таких подходов и общее то, что получилось, однозначно
убеждают, что дело настойчивости всегда вознаграждается. Мыслители
и мудрецы, философы и ученые предстают в составленном данной кни-
гой своде такими, какими они были для себя, для тех, кому доверяли,
чьим мнением дорожили. Мы смотрим на них не глазами потомков, а
заинтересованным взором причастных современников, получивших раз-
решение стать рядом.
Иногда, в отдельных - особенно важных или трудных - случаях,
приходилось вступать в настраничный диалог с тем или иным филосо-
фом и мудрецом, принимая в качестве таковых и читателей тоже. Поми-
мо прочего и как правило, это делалось для того, чтобы идеи, притенен-
ные отдаленностью тех эпох, получили дополнительные стимульные
импульсы для восстановления тогдашней их привлекательности и перво-
зданной красоты.
Персоналии выбраны по критерию наличия <философического> в
текстах, высказываниях, действиях. Однако их замыкания в некую исто-
рико-философскую цепь в этой книге не производится, как не связыва-
ются же линеаризирующей веревкой картины в музеях и на выставках.
Связью людей, представленных в этой галерее, является общее мужество
их неспокойного разума, дерзнувшего познать мир и раскрыть его тайны
миру людей.
Фрагменты подобраны и выстроены таким образом, чтобы у читате-
ля возник <настрой> на восприятие преподносимого человека, убежде-
ние в значимости самого обращения к данной персоналии и <плавное>
вхождение в круг общефилософских и научных проблем именно через
данного мудреца, интеллектуального энтузиаста, мыслителя.
Избранный способ изложения внутрифрагментного материала помо-
гает органично смикшировать контрасты и подчеркнуть палитру воззре-
ний, что выгодно отличает данную книгу от другой научной и учебной
литературы, где противоречивость персонажа весьма мешала пишущим
и заставляла их заниматься комментаторской эквилибристикой, что, без-
условно, влекло невольное накручивание листажа.Я сознательно элиминировал надуманную проблему <ранних> и <позд-
них> взглядов. Всякий, кто хоть сколько был приобщен к счастью твор-
чества, знает, что так называемые <поздние> мысли - это вовсе не взгля-
ды, родившиеся в зрелости или собранные в саду преклонных лет, а всего
лишь навсего то, что было найдено в юности или молодости, но до чего
только сейчас наконец-то дошли руки или подоспело время.
Иногда я поступал как реставратор, был и ретушером, а по большей
части - выбирал поудобнее ракурс и освещал лицо, как это делает
любой фотограф, стараясь преподнести облик клиента в наиболее выиг-
рышном для последнего виде.
Внимательное знакомство с текстом книги <Анатомия мудрости>
предполагает наведение той мысли, что репертуарный набор почти у
всех <интеллектуалов> один и тот же. Это поддающиеся перечислению
проблемы и общеузловые точки стандартных координат и отсчетов в
философии. Но вот музыка, которую исполняли все персонажи данной
книги, была строго индивидуальной, своеобразной, принципиально от-
стоящей от таковой у предшественников и современников. Каждый из
философов убедительно показывал на своем примере, что на острие и
одному тесно, не то что толпой.
А острием предмет рассмотрения становился как бы сам собой. Сня-
тие с объекта наслоений ложных воззрений и устремление ударов крити-
ческой мысли в одну точку в чем-то сродни состругиванию, заостряюще-
му карандаш в точилке.
Я старался брать у своих героев только те мысли, суждения и утвер-
ждения, которые после их преподнесения миру становятся истинами фак-
та, то есть их бесспорность столь велика и однозначна, что так и хочется
воскликнуть каждому, к ним приобщающемуся: <И как это люди могли
такого не видеть?!>.
Неоспоримость включенных в книгу заметок не в том, что их не
оспаривали, а в том, что их не смогли оспорить, то есть заряд новизны
выявленного обогащал копилку знания рода человеческого независимо
от личности нашедшего и судьбы концептуального фона, в котором
новинка опубликовывалась или предавалась гласности.
При подготовке этой книги мною были использованы многие сотни
источников - газеты, журналы, монографии, коллективные труды, раз-
нообразные компендиумы, заурядные компиляции, теоретические изы-
скания в параллельных или близлежащих сферах, общефоновые тексты и
материалы.
Что меня поразило, так это обилие <коммуникационных> искажений
и ошибок. Смысловые и орфографические, лексические и пунктуацион-
ные, стилистические и просто из-за невнимательности и небрежности!
Порой я ловил себя на мысли: а как же люди понимают философскую
литературу, если сплошь и рядом встречаются лишние или недостающие
частицы <не>, колеблются основания частицы <ни>, отсутствует чет-
кость в употреблении словосочетаний <так же> и <также>, а тяжеловес-
ность иных конструкций превращает обычное по мысли предложение в
неприступную крепость для любого ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150