Из его политической философии вытекает образ технократии,
34
управляющей обществом на основе норм рациональности и требований
науки. Надо сказать, эти выводы Конта не устарели по сей день: он вы-
делил действительно значимый момент исторической эволюции, связан-
ной с возрастающим обособлением ценностно нейтральной технико-
экономической среды, давление которой усиливает сходство всех со-
временных обществ и создает общую модель технико-бюрократической
организации. Необходимо только отдавать себе отчет, что в этом - не
все правда: параллельно продолжает существовать, причудливо перепле-
таясь и сталкиваясь с миром "технико-рационального", другой мир -
мир морали, религии, традиции, человеческих страстей (в том числе
политических), не поддающихся технико-бюрократическим резонам.
К.Маркс называет современное ему общество буржуазным или ка-
питалистическим. Он раскрывает логику рынка и капитала наряду с
логикой классовой борьбы, ведущей к саморазрушению капиталистиче-
ского общества. Маркс также говорит о господстве рациональности: о
том, что буржуазия повсюду, где она достигла господства, разрушила
все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. В ледяной
воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиоз-
ного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. В
то же время эта буржуазная рациональность обременена иррационализ-
мом, прорывы которого грозят гибелью буржуазному порядку. С одной
стороны, это иррациональность рыночной стихии, которая дает резуль-
таты, противоположные ожидаемым и на уровне отдельного капиталиста
(возможность банкротства), и на уровне класса капиталистов в целом
(тенденция нормы прибыли к понижению). С другой стороны, это ирра-
циональность классовой политической стихии: живой протест пролета-
риата вторгается в мертвый мир буржуазной организации и взрывает его
изнутри. Две ипостаси посттрадиционного мира: Запад как индустри-
альное общество (Конт) и Запад как буржуазное общество (Маркс) -
сталкиваются друг с другом. Требования рациональности, идущие от
индустриального мира, от предприятия, ведут к господству "технострук-
туры" или технократии, враждебной самодеятельным импровизациям
буржуа как частного собственника. Буржуа низвели идеал гражданской
самодеятельности до рыночной экономической самодеятельности; но эта
их самодеятельность оспаривается духом технико-бюрократической ор-
ганизации, нетерпимой ко всякому дилетантизму, в том числе дилетан-
тизму индивидуальных буржуазных собственников.
Конт и Маркс настаивали на беспрецедентном характере своей эпо-
хи, безжалостно расстающейся со всем тысячелетним наследием. Од-
нако опыт свидетельствует не только о прерывности, но и об историче-
ской непрерывности, о давлении на новый мир рациональности старых
и вечных факторов, относящихся к иррациональной стороне человече-
2* 35
ского бытия. Человек сохранил в современной истории свою двойствен-
ную природу: с одной стороны, это рациональный "экономический че-
ловек", с другой - обуреваемый страстями и жаждой власти политиче-
ский человек. Как пишет Р.Арон, "доктринеры социалистического под-
хода недооценили относительную самостоятельность политического
фактора и рассуждали так, как если бы драма истории, в виде череды
войн и империй, побед и поражений, отныне прекратились ..." На самом
деле человеческое бытие сохраняет свою двойственность: "с одной сто-
роны, действуют рациональные императивы прогресса, с другой - фак-
торы "вечной истории: драма империй, армий, героев"1.
Третий корифей политической мысли XIX в. - Алексис де Токвиль
анализирует посттрадиционное общество как массовое демократиче-
ское, не знающее сословных барьеров. Но и его раздирают противопо-
ложные импульсы. Массовое общество может развиваться как демокра-
тия свободы - и тогда оно вынуждено примириться с неравенством, ибо
в условиях свободного соревнования неравные от природы люди дости-
гают неравных результатов. Но оно же может, под давлением снизу,
предпочесть путь демократии равенства: поставить над собой деспоти-
ческую власть, которая поместит неравных людей в прокрустово ложе
равенства.
Парадокс всех трех мыслителей состоит в том, что их дискурс о по-
литике в посттрадиционном обществе прямо вел к самоотрицанию, уст-
ранению политики. У Конта к этому ведет логика индустриального об-
щества, заменяющего политическую власть "администрированием веща-
ми" по модели промышленного управления. У Маркса логика классовой
борьбы неминуемо ведет к диктатуре пролетариата и затем - к общест-
ву без классов, а следовательно, и без государства и политики.
У Токвиля демократия равенства кончает тем, что прекращает вся-
кую свободную политическую соревновательность социальных групп и
парши в деспотическом режиме тоталитарного типа. Эти прогнозы сви-
детельствуют, что теоретическое самосознание XIX в. колеблется между
экономикоцентризмом и политикоцентризмом. Эти колебания и сомне-
ния по-своему разрешила грядущая постлиберальная эпоха, начавшаяся
после франко-германской войны 1871 г. Рыночная саморегулируемость
и принцип "невидимой руки" А.Смита все больше давали сбои. С одной
стороны, сама предпринимательская среда, напуганная размерами эко-
номических кризисов, требовала вмешательства государства. С другой
стороны, низы, чувствующие себя обделенными париями "прогресса",
все чаще обращались к политике.
1 Aron R. Dimensions de la conscience historique. P., 1965. P. 316, 317.
36
В целом можно сказать, что если самосознанию либеральных об-
ществ XIX в. больше соответствовала социология, ориентированная на
изучение внутренних отношений гражданского общества, то самосозна-
нию постлиберальной эпохи больше соответствует политология, делаю-
щая акцент на власти и властном вмешательстве в социальную и эконо-
мическую жизнь. В социокультурном контексте обособление политоло-
гии от экономической и социологической науки можно связать с проти-
востоянием между буржуазной "позитивно-рациональной" культурой и
"контркультурой" тех слоев, которые перестали доверять "невидимой
руке" А.Смита (рыночной саморегулируемости, автоматизму экономи-
ческого роста, прогресса и т.п.).
Институционализация политической науки в качестве особой дисци-
плины идет параллельно усилению властно-перераспределительных от-
ношений, вторгающихся в сферу нормальных партнерских отношений
классического гражданского общества. Формирование политического
самосознания XX в. развертывается под знаком противостояния двух
социокультурных традиций: англо-американской и континентально-
европейской (включая марксистскую). Англо-американская традиция
отражает классическую неприязнь буржуазного общества к политике.
Страх добропорядочного мещанина перед стихиями политики находит
отражение в соответствующих методологических импульсах обществен-
ной теории. Для того чтобы из политики исключить все иррациональное
и аффективное, взывающее скорее к героике, чем к трезвому расчету,
ее редуцируют до уровня "экономического человека". Политический
субъект рассматривается как "разумный эгоист", преследующий свои, в
основном материальные, интересы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
34
управляющей обществом на основе норм рациональности и требований
науки. Надо сказать, эти выводы Конта не устарели по сей день: он вы-
делил действительно значимый момент исторической эволюции, связан-
ной с возрастающим обособлением ценностно нейтральной технико-
экономической среды, давление которой усиливает сходство всех со-
временных обществ и создает общую модель технико-бюрократической
организации. Необходимо только отдавать себе отчет, что в этом - не
все правда: параллельно продолжает существовать, причудливо перепле-
таясь и сталкиваясь с миром "технико-рационального", другой мир -
мир морали, религии, традиции, человеческих страстей (в том числе
политических), не поддающихся технико-бюрократическим резонам.
К.Маркс называет современное ему общество буржуазным или ка-
питалистическим. Он раскрывает логику рынка и капитала наряду с
логикой классовой борьбы, ведущей к саморазрушению капиталистиче-
ского общества. Маркс также говорит о господстве рациональности: о
том, что буржуазия повсюду, где она достигла господства, разрушила
все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. В ледяной
воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиоз-
ного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности. В
то же время эта буржуазная рациональность обременена иррационализ-
мом, прорывы которого грозят гибелью буржуазному порядку. С одной
стороны, это иррациональность рыночной стихии, которая дает резуль-
таты, противоположные ожидаемым и на уровне отдельного капиталиста
(возможность банкротства), и на уровне класса капиталистов в целом
(тенденция нормы прибыли к понижению). С другой стороны, это ирра-
циональность классовой политической стихии: живой протест пролета-
риата вторгается в мертвый мир буржуазной организации и взрывает его
изнутри. Две ипостаси посттрадиционного мира: Запад как индустри-
альное общество (Конт) и Запад как буржуазное общество (Маркс) -
сталкиваются друг с другом. Требования рациональности, идущие от
индустриального мира, от предприятия, ведут к господству "технострук-
туры" или технократии, враждебной самодеятельным импровизациям
буржуа как частного собственника. Буржуа низвели идеал гражданской
самодеятельности до рыночной экономической самодеятельности; но эта
их самодеятельность оспаривается духом технико-бюрократической ор-
ганизации, нетерпимой ко всякому дилетантизму, в том числе дилетан-
тизму индивидуальных буржуазных собственников.
Конт и Маркс настаивали на беспрецедентном характере своей эпо-
хи, безжалостно расстающейся со всем тысячелетним наследием. Од-
нако опыт свидетельствует не только о прерывности, но и об историче-
ской непрерывности, о давлении на новый мир рациональности старых
и вечных факторов, относящихся к иррациональной стороне человече-
2* 35
ского бытия. Человек сохранил в современной истории свою двойствен-
ную природу: с одной стороны, это рациональный "экономический че-
ловек", с другой - обуреваемый страстями и жаждой власти политиче-
ский человек. Как пишет Р.Арон, "доктринеры социалистического под-
хода недооценили относительную самостоятельность политического
фактора и рассуждали так, как если бы драма истории, в виде череды
войн и империй, побед и поражений, отныне прекратились ..." На самом
деле человеческое бытие сохраняет свою двойственность: "с одной сто-
роны, действуют рациональные императивы прогресса, с другой - фак-
торы "вечной истории: драма империй, армий, героев"1.
Третий корифей политической мысли XIX в. - Алексис де Токвиль
анализирует посттрадиционное общество как массовое демократиче-
ское, не знающее сословных барьеров. Но и его раздирают противопо-
ложные импульсы. Массовое общество может развиваться как демокра-
тия свободы - и тогда оно вынуждено примириться с неравенством, ибо
в условиях свободного соревнования неравные от природы люди дости-
гают неравных результатов. Но оно же может, под давлением снизу,
предпочесть путь демократии равенства: поставить над собой деспоти-
ческую власть, которая поместит неравных людей в прокрустово ложе
равенства.
Парадокс всех трех мыслителей состоит в том, что их дискурс о по-
литике в посттрадиционном обществе прямо вел к самоотрицанию, уст-
ранению политики. У Конта к этому ведет логика индустриального об-
щества, заменяющего политическую власть "администрированием веща-
ми" по модели промышленного управления. У Маркса логика классовой
борьбы неминуемо ведет к диктатуре пролетариата и затем - к общест-
ву без классов, а следовательно, и без государства и политики.
У Токвиля демократия равенства кончает тем, что прекращает вся-
кую свободную политическую соревновательность социальных групп и
парши в деспотическом режиме тоталитарного типа. Эти прогнозы сви-
детельствуют, что теоретическое самосознание XIX в. колеблется между
экономикоцентризмом и политикоцентризмом. Эти колебания и сомне-
ния по-своему разрешила грядущая постлиберальная эпоха, начавшаяся
после франко-германской войны 1871 г. Рыночная саморегулируемость
и принцип "невидимой руки" А.Смита все больше давали сбои. С одной
стороны, сама предпринимательская среда, напуганная размерами эко-
номических кризисов, требовала вмешательства государства. С другой
стороны, низы, чувствующие себя обделенными париями "прогресса",
все чаще обращались к политике.
1 Aron R. Dimensions de la conscience historique. P., 1965. P. 316, 317.
36
В целом можно сказать, что если самосознанию либеральных об-
ществ XIX в. больше соответствовала социология, ориентированная на
изучение внутренних отношений гражданского общества, то самосозна-
нию постлиберальной эпохи больше соответствует политология, делаю-
щая акцент на власти и властном вмешательстве в социальную и эконо-
мическую жизнь. В социокультурном контексте обособление политоло-
гии от экономической и социологической науки можно связать с проти-
востоянием между буржуазной "позитивно-рациональной" культурой и
"контркультурой" тех слоев, которые перестали доверять "невидимой
руке" А.Смита (рыночной саморегулируемости, автоматизму экономи-
ческого роста, прогресса и т.п.).
Институционализация политической науки в качестве особой дисци-
плины идет параллельно усилению властно-перераспределительных от-
ношений, вторгающихся в сферу нормальных партнерских отношений
классического гражданского общества. Формирование политического
самосознания XX в. развертывается под знаком противостояния двух
социокультурных традиций: англо-американской и континентально-
европейской (включая марксистскую). Англо-американская традиция
отражает классическую неприязнь буржуазного общества к политике.
Страх добропорядочного мещанина перед стихиями политики находит
отражение в соответствующих методологических импульсах обществен-
ной теории. Для того чтобы из политики исключить все иррациональное
и аффективное, взывающее скорее к героике, чем к трезвому расчету,
ее редуцируют до уровня "экономического человека". Политический
субъект рассматривается как "разумный эгоист", преследующий свои, в
основном материальные, интересы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143