Сам политический процесс описы-
вается в духе теории обмена: "политический класс" - партийные лиде-
ры и активисты, парламентарии, соискатели власти выступают как про-
давцы политических товаров (программ, идей, проектов), избиратели —
как покупатели, отбирающие приглянувшееся им на политическом рын-
ке. Не случайно американская политическая наука (Г.Алмонд, С.Верба
и др.) так упорно настаивает на том, что в "нормальной" политике речь
идет не о столкновении ценностей и идеалов (что грозило бы опасной
экзальтацией и "героизацией"), а о столкновении интересов, в принципе
примиримых и законных в своих границах.
Сама бихевиористская революция в американской науке, послужив-
шая толчком развития политологии как "инженерного", инструменталь-
ного знания, дающего в руки средства, но избегающего говорить о целях
и ценностях, осуществлялась как процедура систематической выбра-
ковки и изгнания из научного дискурса всего того, что сродни традици-
онным ориентациям классической гуманитаристики. Процедура отнесе-
ния к интересам как основной аналитический прием раскрытия движу-
37
щих сил и мотивов политики позволяла упрощать реальность, придавать
ей одномерный характер. При этом категорически запрещается проти-
воположная процедура отнесения к ценностям: в культурном смысле
она оценивается как проявление сентиментальной архаики, в методоло-
гическом - как помеха точному инструментальному знанию. Либераль-
ная парадигма самоорганизующегося рыночного общества в своем по-
следовательном выражении ведет к отрицанию политики как таковой.
Не случайно современная чикагская школа в лице, нобелевского лау-
реата Г.Беккера прогнозирует переход от классического либерального
идеала "государство-минимум" к полному устранению всех внерыноч-
ных механизмов социального регулирования, вплоть до отрицания госу-
дарства.
Континентально-европейская традиция настаивает на двойственном
характере современных обществ, в которых наряду с действиями, ра-
циональными по цели (М.Вебер), образцом чего является мир предпри-
нимателя и технократа, сохраняется место для других типов социально-
го действия: традиционного и аффективного. Рассудочности "экономи-
ческого человека" противостоит харизматический темперамент челове-
ка политического. Словом, европейская культура сопротивлялась обра-
зу "одномерного человека", насаждаемому американским позитивизмом.
Однако после 1945 г. в политологии торжествует американская пара-
дигма, что отражало, с одной стороны, идейную и политическую геге-
монию США в послевоенной Европе, а с другой - разочарование в
"харизматиках", явившихся в скандальном облике политических аван-
тюристов и тиранов. Господствующая после войны в политической нау-
ке традиция описывает политические процессы в мире в контексте гло-
бальной логики модернизации, отождествляемой для Европы с америка-
низацией, для прочего мира - с вестернизацией. Модернизация-вестер-
низация раскрывается как процесс последовательного "опреснения" ми-
ра - воцарение рационально мыслящего "экономического человека". Не
случайно она зачастую описывается как борьба между экономикой и
"антиэкономикой", воплощающей все традиционное, обращенное к ге-
роике, жертвенности и пиетету.
Следует признать, что применительно к "маргинальным" регионам
самой Европы (Испания, Португалия, Греция, частично даже Франция
накануне вступления в "Общий рынок") теория модернизации работала.
Цивилизационное пространство Запада значительно выровнялось и дос-
тигло внутренней консолидации, когда пали диктатуры Франко и Сала-
зара и "харизматиков" власти потеснили эксперты-управленцы из раз-
личных комиссий Европейского Сообщества.
На рубеже 80-90-х годов, когда стали рушиться тоталитарные режи-
мы "второго мира", казалось, наступило торжество вестернизации. От-
38
ныне весь мир готов уподобиться передовому Западу, а сопротивление
отдельных маргиналов (типа иракского режима) относится к маленьким
недоразумениям переходной эпохи. На волне этих ожиданий и родился
миф "конца истории" (Ф.Фукуяма) - устранения многообразия мира на
путях завершающейся вестернизации. Однако сегодня, в середине 90-х
годов, политическая аналитика уже не может отмолчаться перед лицом
банкротства модернизации в России, с одной стороны, и симптомами
нового передела мира, воскрешающего традиционный образ неукроти-
мых политических стихий, с другой. Можно сказать, на наших глазах
заканчивается тот период в развитии политического самосознания Запа-
да и всего человечества, который характеризовался столкновением анг-
ло-американской и континентально-европейской интеллектуальных и
культурных традиций. Наступает новый период, когда динамика поли-
тической мысли будет определяться столкновением западной классики с
бросающим ей вызов "восточным" опытом, в том числе опытом кон-
вульсирующего "второго мира".
Опыт политических процессов, развертывающихся в гигантском
постсоветском пространстве, не соответствует ожиданиям западной по-
литической классики сразу по нескольким основаниям. Во-первых, он
противоречит "теории обмена" и процедуре отнесения к интересам, как
того требует ключевая методологическая метафора "экономического
человека". В постсоветском пространстве эпицентры политических со-
бытий больше совпадают с линиями водораздела культур, этносов, рели-
гий, т.е. требуют процедуры "отнесения к ценностям". Во-вторых, не
действует базовая для западной классики номиналистическая презумп-
ция: в политике все более активно заявляет о себе не только "разумный
эгоизм" постградиционных личностей, преследующих свои индивиду-
альные интересы, но и ощущается реванш "коллективных сущностей",
таких, как национальный интерес, национальные цели и приоритеты,
цивилизационная, социокультурная, конфессиональная идентичность.
Именно неспособность учесть эти приоритеты и ценности, соединить
требования демократизации с защитой национальных интересов в значи-
тельной мере предопределила банкротство реформационного курса в
России и шаткость послеавгустовского режима. Применительно к раз-
витию политологии теоретически настораживающим является тот факт,
что в рамках американской парадигмы перечисленные политические
реальности, относящиеся к коллективному бытию людей, вообще не
могут быть "схвачены" и описаны. Приходится признать разительное не-
соответствие между либеральным теоретическим самосознанием Запада,
39
заявляющим миру только о правах человека, но избегающим признавать
реальность "старых" коллективных целей, и его практическо-полити-
ческим сознанием, весьма активным в защите этих целей (будь то на-
ционально-государственные интересы или даже интересы Запада в це-
лом). Теоретико-методологическая доверчивость наших "западников",
поверивших в единое мировое гражданское общество ("общий дом") и
просмотревших "вечные" реальности государственного коллективного
эгоизма и державного соперничества, стала источником крупнейших
международных просчетов российской дипломатии в последнее время.
Наконец, особенностью взбаламученного, взвихренного "второго ми-
ра" является тенденция сползания к состоянию, относительно которого
так настойчиво предостерегал Гоббс, - "войны всех против всех".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
вается в духе теории обмена: "политический класс" - партийные лиде-
ры и активисты, парламентарии, соискатели власти выступают как про-
давцы политических товаров (программ, идей, проектов), избиратели —
как покупатели, отбирающие приглянувшееся им на политическом рын-
ке. Не случайно американская политическая наука (Г.Алмонд, С.Верба
и др.) так упорно настаивает на том, что в "нормальной" политике речь
идет не о столкновении ценностей и идеалов (что грозило бы опасной
экзальтацией и "героизацией"), а о столкновении интересов, в принципе
примиримых и законных в своих границах.
Сама бихевиористская революция в американской науке, послужив-
шая толчком развития политологии как "инженерного", инструменталь-
ного знания, дающего в руки средства, но избегающего говорить о целях
и ценностях, осуществлялась как процедура систематической выбра-
ковки и изгнания из научного дискурса всего того, что сродни традици-
онным ориентациям классической гуманитаристики. Процедура отнесе-
ния к интересам как основной аналитический прием раскрытия движу-
37
щих сил и мотивов политики позволяла упрощать реальность, придавать
ей одномерный характер. При этом категорически запрещается проти-
воположная процедура отнесения к ценностям: в культурном смысле
она оценивается как проявление сентиментальной архаики, в методоло-
гическом - как помеха точному инструментальному знанию. Либераль-
ная парадигма самоорганизующегося рыночного общества в своем по-
следовательном выражении ведет к отрицанию политики как таковой.
Не случайно современная чикагская школа в лице, нобелевского лау-
реата Г.Беккера прогнозирует переход от классического либерального
идеала "государство-минимум" к полному устранению всех внерыноч-
ных механизмов социального регулирования, вплоть до отрицания госу-
дарства.
Континентально-европейская традиция настаивает на двойственном
характере современных обществ, в которых наряду с действиями, ра-
циональными по цели (М.Вебер), образцом чего является мир предпри-
нимателя и технократа, сохраняется место для других типов социально-
го действия: традиционного и аффективного. Рассудочности "экономи-
ческого человека" противостоит харизматический темперамент челове-
ка политического. Словом, европейская культура сопротивлялась обра-
зу "одномерного человека", насаждаемому американским позитивизмом.
Однако после 1945 г. в политологии торжествует американская пара-
дигма, что отражало, с одной стороны, идейную и политическую геге-
монию США в послевоенной Европе, а с другой - разочарование в
"харизматиках", явившихся в скандальном облике политических аван-
тюристов и тиранов. Господствующая после войны в политической нау-
ке традиция описывает политические процессы в мире в контексте гло-
бальной логики модернизации, отождествляемой для Европы с америка-
низацией, для прочего мира - с вестернизацией. Модернизация-вестер-
низация раскрывается как процесс последовательного "опреснения" ми-
ра - воцарение рационально мыслящего "экономического человека". Не
случайно она зачастую описывается как борьба между экономикой и
"антиэкономикой", воплощающей все традиционное, обращенное к ге-
роике, жертвенности и пиетету.
Следует признать, что применительно к "маргинальным" регионам
самой Европы (Испания, Португалия, Греция, частично даже Франция
накануне вступления в "Общий рынок") теория модернизации работала.
Цивилизационное пространство Запада значительно выровнялось и дос-
тигло внутренней консолидации, когда пали диктатуры Франко и Сала-
зара и "харизматиков" власти потеснили эксперты-управленцы из раз-
личных комиссий Европейского Сообщества.
На рубеже 80-90-х годов, когда стали рушиться тоталитарные режи-
мы "второго мира", казалось, наступило торжество вестернизации. От-
38
ныне весь мир готов уподобиться передовому Западу, а сопротивление
отдельных маргиналов (типа иракского режима) относится к маленьким
недоразумениям переходной эпохи. На волне этих ожиданий и родился
миф "конца истории" (Ф.Фукуяма) - устранения многообразия мира на
путях завершающейся вестернизации. Однако сегодня, в середине 90-х
годов, политическая аналитика уже не может отмолчаться перед лицом
банкротства модернизации в России, с одной стороны, и симптомами
нового передела мира, воскрешающего традиционный образ неукроти-
мых политических стихий, с другой. Можно сказать, на наших глазах
заканчивается тот период в развитии политического самосознания Запа-
да и всего человечества, который характеризовался столкновением анг-
ло-американской и континентально-европейской интеллектуальных и
культурных традиций. Наступает новый период, когда динамика поли-
тической мысли будет определяться столкновением западной классики с
бросающим ей вызов "восточным" опытом, в том числе опытом кон-
вульсирующего "второго мира".
Опыт политических процессов, развертывающихся в гигантском
постсоветском пространстве, не соответствует ожиданиям западной по-
литической классики сразу по нескольким основаниям. Во-первых, он
противоречит "теории обмена" и процедуре отнесения к интересам, как
того требует ключевая методологическая метафора "экономического
человека". В постсоветском пространстве эпицентры политических со-
бытий больше совпадают с линиями водораздела культур, этносов, рели-
гий, т.е. требуют процедуры "отнесения к ценностям". Во-вторых, не
действует базовая для западной классики номиналистическая презумп-
ция: в политике все более активно заявляет о себе не только "разумный
эгоизм" постградиционных личностей, преследующих свои индивиду-
альные интересы, но и ощущается реванш "коллективных сущностей",
таких, как национальный интерес, национальные цели и приоритеты,
цивилизационная, социокультурная, конфессиональная идентичность.
Именно неспособность учесть эти приоритеты и ценности, соединить
требования демократизации с защитой национальных интересов в значи-
тельной мере предопределила банкротство реформационного курса в
России и шаткость послеавгустовского режима. Применительно к раз-
витию политологии теоретически настораживающим является тот факт,
что в рамках американской парадигмы перечисленные политические
реальности, относящиеся к коллективному бытию людей, вообще не
могут быть "схвачены" и описаны. Приходится признать разительное не-
соответствие между либеральным теоретическим самосознанием Запада,
39
заявляющим миру только о правах человека, но избегающим признавать
реальность "старых" коллективных целей, и его практическо-полити-
ческим сознанием, весьма активным в защите этих целей (будь то на-
ционально-государственные интересы или даже интересы Запада в це-
лом). Теоретико-методологическая доверчивость наших "западников",
поверивших в единое мировое гражданское общество ("общий дом") и
просмотревших "вечные" реальности государственного коллективного
эгоизма и державного соперничества, стала источником крупнейших
международных просчетов российской дипломатии в последнее время.
Наконец, особенностью взбаламученного, взвихренного "второго ми-
ра" является тенденция сползания к состоянию, относительно которого
так настойчиво предостерегал Гоббс, - "войны всех против всех".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143