Автономия поля политики означает, что любой статус в политиче-
ской системе определяется исключительно в ходе "интеракций" — соот-
ношения сил и влияний внутри "фабрики власти", а не в соответствии с
тем, что было бы полезно и целесообразно для общества, для нацио-
нального будущего и т.п.
Пожалуй, впервые этот новый статус "мира политического" оценил
и подверг анализу А.Турен в своей работе "В пользу социологии"
(1974). Название работы характерно: оно отражало тот факт, что инсти-
тутизация политологии как особой науки затянулась и ее проблематику
присвоила социология. Но по существу речь идет не о социологии по-
литики, назначение которой - исследовать пограничную зону между
гражданским обществом и полем политики, а собственно политологии,
предметом которой является мир политический как таковой. Условия
существования социологии, как они представлены А.Туреном, на самом
деле могут быть оценены как условия существования политологии, ибо
речь идет об автономии мира властных взаимодействий, не подчиняю-
щегося никакой внешней целесообразности.
Как пишет Турен, "наиболее глубокое сопротивление социологиче-
скому видению оказывает наша привычка приписывать социальным
фактам высший, метасоциальный смысл"2. Точь-в-точь то же самое
можно сказать о политологии. Постмодернистская аналитика освободи-
ла политический мир из плена различного рода внепшей необходимости
и обнажила его имманентную механику: производство политических
событий (выборов, митингов, политических скандалов и телесенсаций)
ради производства власти. В этом мире считаются только с властным
потенциалом актора — его способностью оказать давление - и больше
ни с чем. Традиционные оценки политического актора, связанные с его
способностью выражать общественный интерес, требование будущего,
потребности нации, здесь отпадают полностью. Это не означает, что они
вообще не фигурируют - напротив, готовность их демонстрировать и
эксплуатировать никак не уменьшается, но отныне предназначены они
исключительно для внешнего пользования - для публики. Внутри класса
профессионалов, на "кухне", где делится власть, они во внимание не
принимаются.
1 Качалов Ю. Политическая топология: структурирование политической ре-
альности. С. 38.
2 Tourain A. Pour la sociologie. P., 1974. P. 13-14.
106
Максима постмодернистского анализа гласит: политическое надо
объяснять политическим (а не ссылаться на экономическую, историче-
скую, моральную и прочую необходимость). Аналитик постмодернист-
ского толка не считается с высшей общественной, внеполитической
целесообразностью не потому, что является циником, а потому, что яв-
ляется профессионалом и знает, с какой реальностью имеет дело.
Политический дискурс тем самым решительно дистанцируется от
двух крайностей: сводить реальную политику к замыслам или разгады-
вать ее через замыслы, с одной стороны, и сводить ее к выражению
"метаполитической необходимости", с другой.
Внутри собственно политического поля сталкиваются не ценности, и
даже не интересы: там сталкиваются силы, и "реальная политика" вы-
ступает как результат столкновения сил, участвующих в производстве
власти. Все остальные соображения, от "высших ценностей" до
"высших интересов", выступают лишь в контексте производства вла-
сти - как средства ее достижения.
Главное противоречие политической системы постмодернистского
типа связано с тем, что чем большую автономию от общества получа-
ет система "производства власти ради власти", тем ниже ее спо-
собность получить реальную поддержку со стороны общества. Каналы
поддержки засоряются и высыхают по мере того, как общество утрачи-
вает иллюзию, что власть в самом деле принимает во внимание его ин-
тересы, а не свои собственные.
Прежде власть подозревалась в том, что она отражает интересы не
всего общества, а лишь господствующего класса. Сегодня ее "вина" еще
выше: как оказалось, она представляет собой "игру групп влияния",
конечный результат которой непредсказуем и не совпадает с любым
социальным замыслом и любым интересом — даже социально домини-
рующим.
Бели в представительской парадигме власть могла обвиняться в том,
что она вместо того, чтобы отражать интересы различных социальных
групп в соответствии с "законами пропорционального представительст-
ва", ориентируется преимущественно на высшие классы, то теперь ее
можно обвинить в том, что она вообще не ориентируется на общество и
повинуется лишь своим собственным законам. Как подчеркивает
А.Турен, "система решений отличается реальной автономией и не мо-
жет быть рассмотрена только как приводной ремень классового доми-
нирования" .
Реальное политическое решение выступает как непредопределенный
результат "игры влияний". И нет никаких процедур, никакой "невиди-
мой руки" (подобной "невидимой руке" классической политической
1 Tourain A. Pour la sociologie. P., 1974. P. 13-14.
107
экономии), посредством "которой можно было бы достичь согласования
результатов внутриполитической "игры влияний" с "объективными по-
требностями общества".
В целом постмодернистский дискурс о политике можно оценить как
обескураживающий.
В поле постмодернистской критики попадают два ключевых понятия
политической диалектики: субъект и система. До сих пор политологи-
ческая традиция выделяла две позиции: позицию защиты системы как
гарантию порядка, с одной стороны, и позицию защиты субъекта как
гарантию свободы, с другой.
Первую в наше время представляет системно-функциональный ана-
лиз, вторую - различные формы персонализма, экзистенционализма,
феноменологии, "акционизма".
Постмодернизм "снимает" противоположность субъекта и системы,
подвергая критике и претензии автономного субъекта в политике, и
претензии самодостаточной, самовоспроизводящейся системы.
Задолго до постмодернистов было замечено, что теория субъекта
(отражающая самомнение посттрадиционной личности) страдает одним
серьезным изъяном: монологизмом. Субъект, отвоевывая свою свободу у
традиций, сразу же впадает в противоположную крайность: он не слу-
шает другого, произнося свои запальчивые монологи в истории. Собст-
венно, буржуазных индивидуалистов ("единственных" М.Штирнера) и
их противников из социалистическо-коммунистического стана объеди-
няет установка на монологизм.
Парадоксально близким к буржуазному индивидуализму выступает
маркистско-ленинский авангард: он претендует на самодостаточность,
на то, что его и только его голосом говорит историческая необходи-
мость. В рамках этой монологической парадигмы политические оппо-
ненты по-настоящему не слышат друг друга. Их цель не в том, чтобы
постичь опыт другого и ввести в свой горизонт некое обогащающее
"инобытие", а в том, чтобы убедить или победить другого, т.е. воспро-
извести ситуацию монолога. Каждый политический актор стремится, в
пределе, к тому, чтобы монополизировать и монологизировать сферу
общественных практик.
Это искушение авангардизма свидетельствует о непреодолимости
марксистско-ленинской парадигмы, которая, как пишет теоретик герме-
невтики Гадамер, оправдана "лишь если исходить из предпосылок Геге-
ля, согласно которым философия истории посвящена в планы мирового
духа и благодаря этой посвященности способна выделить некоторые
частные индивидуальности в качестве всемирно-исторических, у кото-
рых наблюдается якобы действительное совпадение их партикулярных
помыслов и всемирно-исторического смысла событий"1.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143