125
Даже столь актуальная проблема, как различие между демократией -
ничем не ограниченной гегемонией большинства (якобинская модель) и
демократией - властью большинства в границах закона, была известна
уже Аристотелю и четко поставлена им.
Это неожиданное смыкание удаленных во времени типов политиче-
ского опыта проявляется и в других важных аспектах. Возвмем, напри-
мер, вопрос о муниципальных свободах и принципах местной автоно-
мии. Парадоксально, что как раз "темное" средневековье — воплощение
столь часто третируемого политологами-модернистами традиционного
общества - дало во многом непревзойденные до сих пор образцы муни-
ципальной демократии. Политологи-модернизаторы третируют средне-
векового "укорененного" человека - члена общины, цеха, гильдии, но
партищшативная демократия невозможна вне этой "укорененности".
Атомизированный индивид как продукт Нового времени является под-
спорьем представительской демократии. Он ведет себя в духе рыночной
модели: выбирает не им произведенные политические товары - партий-
ные программы и проекты.
Средневековая муниципальная демократия была ближе к идеалу са-
модеятельного гражданского общества, где граждане сами производят
проекты и сами осуществляют их. Только достаточно "укорененный"
индивид, чувствующий тесную групповую поддержку, способен к такой
демократии. Атомизированный индивид Нового времени, напротив, соз-
дает опасность вырождения политической демократии в формальную
демократию, которую не без оснований критиковали многие теоретики
и консервативного, и левого социалистического направления. Как пи-
шет американский неоконсерватор Р.Нисбет, "творцам конституций,
складывающихся на Западе в начале XIX столетия, новая либеральная
демократия показалась бы не имеющей ни малейшей надежды на суще-
ствование в отрыве от социального устройства, "укорененного" в семье,
местных связях, добровольных объединениях, не говоря уже об иудео-
христианской, в широком смысле традиционной, морали, которая была,
так сказать, впитана с молоком матери"1.
В этом свете нам приходится признать, что в современной политиче-
ской теории произошла известная историческая аберрация. Подлинная
дилемма, соотносимая с противопоставлением демократии и авторита-
ризма (деспотизма), разделяет не столько традиционное средневековье и
Новое время, сколько пролегает внутри Нового времени. Именно в Но-
вое время произошли процессы, подчинившие гражданское общество
государству и резко сократившие, а в некоторых странах и вовсе уни-
1 Цит. по: Неоконсерватизм в странах Запада. Часть. 2. М.: ИНИОН, 1982.
С. 96.
126
чтожившие политические муниципальные свободы - воплощение само-
деятельной демократии. Вехами этого процесса стали появление
абсолютизма, с одной стороны, и якобинского "демократического цен-
трализма", с другой. Монархический абсолютизм и революционный
централизм оказались одинаково враждебными таким ценностям граж-
данского общества, как свободная политическая самодеятельность, ав-
тономия и самоорганизация.
Эти вехи процесса уничтожения унаследованной от средневековья
муниципальной партиципативной демократии отмечал А. де Токвиль.
"Еще до революции, - пишет он, - центральная власть во Франции уже
успела разрушить всякую промежуточную власть, и между частными
лицами и ею не осталось ничего, кроме громадного и пустого простран-
ства..."1
Революция 1789 г. выступила под тираноборческими лозунгами - на
обломках абсолютизма должно было возникнуть новое общество само-
деятельности и свободы. Однако прошло совсем немного времени и "вы
замечаете громадную центральную власть, собравшую воедино и при-
своившую себе все частицы авторитета и влияния, которые раньше бы-
ли разбросаны в массе второстепенных властей, сословий, классов,
профессий, семейств и индивидуумов и как бы рассеяны по всему соци-
альному организму. Мир не видел подобной власти со времен падения
Римской империи"2.
Революционный "абсолютизм" во Франции, таким образом, в чем-то
не только унаследовал систему старого абсолютизма, но чрезвычайно
усилил ее. Как пишет П.Маршелли, "революция, которая разразилась
под давлением третьего сословия, быстрейшим образом пошла по пути
уничтожения того, что еще оставалось от гражданского общества. По-
сле нее нация стала представлять сумму индивидов, собираемых вместе
способом, который определяет государство. Так родилась новая фран-
цузская модель: государство - нация"3.
По-видимому, аналогичный процесс имел место и в России после
революции 1917 г. Реформы Петра I необычайно усилили власть госу-
дарства над обществом: петровская модернизация стала "проектом",
насильственно внедряемым классом внезапно разросшегося чиновниче-
ства. Империя отличалась от Московского царства бюрократической
умозрительностью своих учреждений и невиданно "чистым" делением
общества на управителей и управляемых. Земские учреждения были
полностью уничтожены. Многие историки отмечали "исключительный
1 Токвиль А. Старый порядок и революция. М., 1911. С. 74.
2 Там же. С. 22-23.
3 Marchelli P. Les aventuriers de 1'an 2000. P., 1986. P. 86.
127
бюрократизм разных видов и полное отстранение нации от всякого при-
сутствия в государственных делах..."1
Большевистская модернизация, как и петровская, ознаменовалась
чрезмерным централизмом и новым, еще небывалым в истории подчи-
нением общества государству, всех сторон общественной жизни - вез-
десущему присмотру центра.
Следовательно, соотношение таких категорий, как традиционность -
модерн, с одной стороны, авторитаризм — демократия, с другой, нужда-
ется в существенном пересмотре. Сегодня среди социальных философов
и политологов очень распространено стремление увязать тоталитаризм с
пережитками традиционализма: именно их устойчивостью в России
обычно объясняют тоталитарное перерождение режима, возникшего в
октябре 1917 г. Но в свете отмеченных выше исторических фактов ста-
новится ясной необходимость пересмотра отношений между традицио-
нализмом и тоталитаризмом. Традиционализм в определенных отноше-
ниях оказывается ближе образу высокочтимой сегодня партиципативной
демократии и демократическому федерализму, чем сменившему его в
Новое время абсолютизму, причем не только в своей монархической
форме, но и в революционно-якобинской или большевистской.
Из этого вытекает и необходимость внести коррективы в наше усто-
явшееся понимание демократического процесса. Этот процесс оказыва-
ется межформапионным, с одной стороны, исторически прерывным,
циклическим, с другой. Вместо того чтобы быть локализованным в од-
ном формационном пространстве - в рамках капиталистического обще-
ства, политическая демократия в разных формах появляется то в рабо-
владельческой античности (в форме демократически организованного
полиса), то в феодальном средневековье (в форме самоуправляющихся
городских общин, земств, коммунальных автономий, закрепленных
нормами магдебургского права), то в буржуазных парламентских рес-
публиках XIX - XX вв.
Знаменательна и историческая прерывность (цикличность) этого
процесса. Вместо того чтобы выступать в линейно-поступательной пер-
спективе, в рамках которой демократические формы правления должны
были бы приходить на смену додемократическим, мы часто наблюдаем
прямо противоположное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143