Истон признает, что "в развитых индустриальных обществах сущест-
вует известное институциональное разделение между теми, кто форми-
рует массовые притязания и потребности, и теми, чьей заботой является
оформить их в виде реального политического заказа"2.
В современном обществе сложился слой профессиональных "учите-
лей раскованности", рекламирующих и пропагандирующих все новые
эталоны жизни и подстрекающих и подстегивающих гедонистическое
воображение пост-традиционной личности.
Под их влиянием формируются все новые требования к власти, спо-
собные в определенных условиях обрести форму неконтролируемой
эскалации.
Между тем способности всякой политической системы институиро-
вать требования, т.е. придать им конструктивную форму и удовлетво-
рить их соответствующими решениями, не беспредельны. Каждая сис-
тема обладает своей, не являющейся неограниченной, способностью
переводить требования на язык эффективных решений.
"В принципе мы можем говорить о перегрузках в канале входа тре-
бований, если в заданном интервале времени количество требований
превышает определенную эмпирическую границу"3.
Таким образом, понятие "требования" уже не совпадает с классиче-
скими концепциями "естественных потребностей" и "разумного эго-
Eastern D. Analyse du systeme politique. P. 47.
, Ibid. P. 51.
Ibid. P. 57.
49
изма". Действительность современных потребительских обществ являет
нам феномен "взвинченных потребностей" и "неразумного" эгоизма.
Но это означает, что политическая система не может действовать
эффективно и достичь стабильности, если она каким-то образом не
состыкована с относительно автономной социокультурной системой,
формирующей общественные потребности и массовые ожидания.
В рамках социокультурной системы Истон предполагает наличие
особой подсистемы норм, регулирующих как объем массовых требова-
ний, так и форму их проявления.
Он называет эту подсистему "психологической экономией". Вероят-
но, предполагается, что она содержит не только фильтры, посредством
которых отсеиваются "неконструктивные" требования, но и процедуры,
позволяющие оформить требования в разновидность рационального
социального заказа - исходной точки новых решений.
Здесь возникает ряд нерешенных теоретических вопросов.
Прежде всего, каков статус "психологической экономии": находится
ли она целиком вне политической системы или ее можно, хотя бы в
известной части, рассматривать как составной элемент самой политиче-
ской системы.
Вероятно, что при допущении полной автономии социокультурной
системы "производства потребностей" от политической системы, про-
блемы взаимного согласования двух систем вообще становятся едва ли
разрешимыми. По-видимому, политическая система должна включать
наряду со средствами легитимизации власти средства политической
легитимизации требований. В ее арсенале должны содержаться рычаги,
посредством которых требования, являющиеся для нее изначально не-
конструктивными или чрезмерными, могли бы выводиться с политиче-
ского поля в качестве "неактуальных", "архаичных" или, напротив,
преждевременных. Причем, само собой разумеется, что механизмы та-
кой "репрессии" по отношению к чрезмерным для данной системы тре-
бованиям не могут носить характера какого-либо административно-
командного "принуждения". Командная прямолинейность и поспеш-
ность в политике нередко вызывают эффекты бумеранга: усиливают
общественные симпатии к тому, что хотели бы отсечь и скомпромети-
ровать. Следовательно, речь должна идти не об административной вла-
сти, а о власти над умами - той системе неформальных влияний, кото-
рая убеждает, не принуждая. Можно сделать заключение, что в основе
политических революций лежит не конфликт "между производительны-
ми силами и производственными отношениями", а конфликт между
подсистемой производства новых массовых требований и подсистемой
политических решений. Вероятно, эволюция современных политических
систем в связи с этим конфликтом может рассматриваться в двух изме-
рениях.
50
Одно измерение касается расширения способности системы эффек-
тивно реагировать на требования; другое — ее способности "рациона-
лизировать" сами эти требования.
Классическая либерально-представительная методология разделяет с
марксизмом общие установки социологического натурализма и базисно-
надстроечного детерминизма. Она предполагает наличие относительно
стабильных "естественных" ("разумных") потребностей, играющих роль
базиса, к которому подстраивается надстройка политических решений.
Однако развившаяся в послевоенную эпоху "революция притязаний" не
только подорвала самое понятие "естественных" потребностей, но и
поставила на повестку дня вопрос о каких-то новых формах их регуля-
ции, без чего никакая политическая система не может достичь стабиль-
ности.
Нормальная политическая жизнь существует в известном интервале:
там, где имеет место совпадение возможностей и притязаний, система-
тическая политическая активность отсутствует; там, где имеет место их
максимальный разрыв (несоизмеримость), политическая жизнь превра-
щается в неконтролируемый хаос.
Следовательно, политические системы для своего нормального
функционирования должны иметь в резерве средства "мягкой регули-
ровки" массовых притязаний и их институпиализации в форме легитим-
ных представительских требований.
Политическая система в этом случае простирает свой контроль на
саму область "входа", вместо того чтобы пассивно адаптироваться к
сырому материалу неупорядоченных притязаний или дожидаться, когда
их наплыв поставит ее на грань катастрофы.
На рис. 2 изображена эта новая схема, предполагающая уже не мас-
сивно-адаптационную или "надстроечную" роль политической системы,
а активно-преобразующую — способную регулировать "вход" требова-
ний.
Прокомментируем новую схему Истона. Она предполагает, что меж-
ду гражданским обществом как средой "естественных" ("стихийных")
потребностей и собственно политической системой, призванной отве-
чать на общественные потребности конкретными решениями, должна
существовать промежуточная зона D. В этой зоне потребности преобра-
зуются в политические требования. Истон не уточняет, как это проис-
ходит, но можно предполагать, что в гражданском обществе существует
специфическая среда активистов, которые не являются политиками в
собственном смысле, но могут быть организаторами групп давления.
Это могут быть профсоюзные активисты, представители ассоциаций по
месту жительства, участники разнообразных гражданских инициатив.
Без этой среды, аккумулирующей и концентрирующей рассеянную и
мозаичную информацию, касающуюся проблем, потребностей и тревог
общества, коммуникация между политической системой и гражданским
обществом была бы невозможна. Дело в том, что гражданское общество
и политическая система "говорят" на разных языках. Первое - на языке
повседневности, отражающем все нюансы жизни, вторая — на специфи-
ческом языке властных взаимодействий и решений. Не каждая пробле-
ма, волнующая те или иные слои общества, может быть услышанной и
переведенной в плоскость политики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143