Но российские мас-
сы предпочли "скорое" решение, предлагавшееся большевиками. Если
бы они предвидели те безмерные страдания, которые стали последстви-
ем этого "скорого" решения (в одной только гражданской войне Россия
потеряла примерно в двенадцать раз больше народу, чем в первой миро-
вой войне, а ведь машина массового геноцида тогда еще только начина-
ла работать!). Однако даже столь трагический опыт мало чему учит:
на парламентских выборах в декабре 1993 г. в России снова наибольше-
го успеха добивается экстремист, обещающий наиболее скорые реше-
ния.
Итак, мера рациональности политического решения "обратно про-
порциональна степени его неотложности. Не только в том смысле, что
скорые решения чаще бывают ошибочными, айв том, что сам процесс
их принятия далек от рациональной модели, предполагающей тщатель-
ный сбор недостающей информации, не менее тщательную ее перера-
ботку, сопоставление и отбор альтернатив.
Наряду с фактором времени на рациональность или "иррациональ-
ность" политических решений влияют социокультурные факторы, глав-
ным из которых в данном отношении выступает мера социокультурной
легальности (общественной признанности) политических целей и инте-
ресов той или иной социальной группы. Здесь действуют те же меха-
низмы, которые Фрейд открыл применительно к индивидуальной психо-
логии. Чем менее легальными выступают те или иные наши импульсы и
желания и острее их вероятное столкновение с нормами общественно
дозволенного, тем меньше они осознаются, принимая превращенные
формы.
Принципиальным, таким образом, выступает различие между легаль-
ными (общественно признанными, легитимированными) интересами и
нелегальными, осуждаемыми доминирующей в обществе культурой и
242
моралью. И дело не только в том, что представители того или иного
своекорыстного корпоративного интереса скрывают свои истинные цели
от общества; не менее существенно то, что они могут скрывать подлин-
ные мотивы от самих себя. В этом отношении меру рациональности
группового сознания должна определить, с одной стороны, политическая
социология, классифицирующая спектр групповых интересов данного
общества по степени их легальности, а с другой - политическая культу-
рология, определяющая меру "репрессивности" господствующей культу-
ры и морали в отношении тех или иных социальных интересов. Можно
предполагать, что в излишне ригористичных культурах традиционного
авторитарно-патриархального или современного авторитарно-тотали-
тарного типа весьма значительный пласт социальных интересов будет
вынесен за скобки рационально осознанного и обретет превращенные
стилизованные формы. И напротив, в открытых культурах секулярно-
эмансипаторского и прагматичного типа, в которых "разумный" группо-
вой эгоизм, как правило, не преследуется, степень рациональной осоз-
нанности, прозрачности социального поведения будет несравненно вы-
ше. Следовательно, далеко не всегда эффективность практикующего
политика определяется уровнем рациональности его устремлений и це-
леполаганий; в некоторых типах культуры она, напротив, будет зависеть
от его искусства по части создания превращенных форм сознания — ра-
финированных процедур "самосокрытия" действительных мотивов того
или иного группового и общественного действия. Пожалуй, одним из
наиболее обескураживающих выводов для рационалистического полити-
ческого сознания будет вывод о наличии определенного противоречия
между степенью рациональной осознанности интересов и целей и уров-
нем мотивации участников политического процесса. Высокий уровень
мотивации зачастую связан с превращенно-мифологическими формами
сознания, когда субъект, преследующий свой особый интерес, склонен
придавать ему в собственных глазах и глазах социального окружения
глобально-миссианистскую форму выразителя "всеобщих интересов",
"всемирно-исторических тенденций" и т.п.
Политическому аналитику трудно оставаться вовсе не ангажирован-
ным; чаще всего его "рационалистическая миссия" ограничивается тем,
что он обращает обескураживающие распознавательные процедуры
против тех сил, которые ему не симпатичны; в отношении же групп, с
которыми он больше себя идентифицирует, он более склонен искать
способы социокультурной легитимации особых интересов, выдавая их за
очередное воплощение "исторического разума".
243
ПРОЦЕДУРЫ ПОЗНАНИЯ В ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОМ
ОБЩЕСТВЕ
Мир будущего будет миром все более упор-
ной борьбы за укрепление барьеров, ограни-
чивающих наш разум.
Н. Винер
Возникновению науки нового времени сопутствовала эпистемологи-
ческая катастрофа, связанная с утратой привычных (тысячелетних!)
теологических форм постижения общественно-политических событий.
Человеку традиционного общества свойственно было ощущать душой и
разумом присутствие высшего смысла в мире. Поэтому постижение им
происходящих событий заключалось в соотнесении их с этим смыслом.
Вопрос: во имя чего, с какой целью? - был главным эпистемологиче-
ским вопросом. Утверждение новой, преимущественно механистической
картины мира, связанное с возникновением научного естествознания
XVI - XVIII вв., означало развенчание "смысловой парадигмы" теоло-
гического мышления. Вместо вопроса "для чего?" наука поставила во-
прос "почему?". Стала утверждаться детерминистская доминанта, сна-
чала при объяснении природных явлений, а затем - социально-истори-
ческих и политических. В частности, миссия, взятая на себя Марксом,
была связана с тем, чтобы "достроить" естественно-научный материа-
лизм "доверху", сформулировав концепцию естественно-исторического
процесса, всецело подчиняющегося "объективным закономерностям".
Справедливости ради надо сказать, что соответствующая установка бы-
ла характерна не только для марксизма, но и для раннего позитивизма,
да и в целом для рационалистического типа самосознания Нового вре-
мени. Особый радикализм марксизма в утверждении подобной установ-
ки связан со специфическим духом промышленной фабрики, которым
прониклись его основатели в качестве идеологов пролетарского коллек-
тивизма. Празднество свободной субъективности пришлось на эпоху
Возрождения, когда личность уже освободилась от пут общинного бы-
тия, но еще не была поглощена молохом фабричного производства. Как
отмечает Р.Гвардиани, "вырвавшись из корпоративных пут средневеко-
вья, человек стал было обретать социальную автономию.., однако даль-
нейшее развитие цивилизации, базирующейся на машинной индустрии,
трансформировало формирующуюся человеческую субъективность в
"кв азису бъективность"1.
1 Гвардиани Р. Конец нового времени // Вопр. философии. 1990. № 4.
244
На методологическом уровне социального познания эта особенность
мироощущения индустриальных обществ "обнаруживает себя в господ-
стве натурализма, в "бессубъективном" подходе к социальной реально-
сти, в уподоблении социальных процессов процессам природы (вспом-
ним хотя бы энгельский "параллелограмм сил")"1.
Таким образом, принудительная коллективность фабрично-заводс-
кого образа жизни с характерным для него приматом "вещных связей" и
превращением человека в придаток машины породило определенную
эпистемологическую парадигму, связанную с растворением индивида в
группе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143
сы предпочли "скорое" решение, предлагавшееся большевиками. Если
бы они предвидели те безмерные страдания, которые стали последстви-
ем этого "скорого" решения (в одной только гражданской войне Россия
потеряла примерно в двенадцать раз больше народу, чем в первой миро-
вой войне, а ведь машина массового геноцида тогда еще только начина-
ла работать!). Однако даже столь трагический опыт мало чему учит:
на парламентских выборах в декабре 1993 г. в России снова наибольше-
го успеха добивается экстремист, обещающий наиболее скорые реше-
ния.
Итак, мера рациональности политического решения "обратно про-
порциональна степени его неотложности. Не только в том смысле, что
скорые решения чаще бывают ошибочными, айв том, что сам процесс
их принятия далек от рациональной модели, предполагающей тщатель-
ный сбор недостающей информации, не менее тщательную ее перера-
ботку, сопоставление и отбор альтернатив.
Наряду с фактором времени на рациональность или "иррациональ-
ность" политических решений влияют социокультурные факторы, глав-
ным из которых в данном отношении выступает мера социокультурной
легальности (общественной признанности) политических целей и инте-
ресов той или иной социальной группы. Здесь действуют те же меха-
низмы, которые Фрейд открыл применительно к индивидуальной психо-
логии. Чем менее легальными выступают те или иные наши импульсы и
желания и острее их вероятное столкновение с нормами общественно
дозволенного, тем меньше они осознаются, принимая превращенные
формы.
Принципиальным, таким образом, выступает различие между легаль-
ными (общественно признанными, легитимированными) интересами и
нелегальными, осуждаемыми доминирующей в обществе культурой и
242
моралью. И дело не только в том, что представители того или иного
своекорыстного корпоративного интереса скрывают свои истинные цели
от общества; не менее существенно то, что они могут скрывать подлин-
ные мотивы от самих себя. В этом отношении меру рациональности
группового сознания должна определить, с одной стороны, политическая
социология, классифицирующая спектр групповых интересов данного
общества по степени их легальности, а с другой - политическая культу-
рология, определяющая меру "репрессивности" господствующей культу-
ры и морали в отношении тех или иных социальных интересов. Можно
предполагать, что в излишне ригористичных культурах традиционного
авторитарно-патриархального или современного авторитарно-тотали-
тарного типа весьма значительный пласт социальных интересов будет
вынесен за скобки рационально осознанного и обретет превращенные
стилизованные формы. И напротив, в открытых культурах секулярно-
эмансипаторского и прагматичного типа, в которых "разумный" группо-
вой эгоизм, как правило, не преследуется, степень рациональной осоз-
нанности, прозрачности социального поведения будет несравненно вы-
ше. Следовательно, далеко не всегда эффективность практикующего
политика определяется уровнем рациональности его устремлений и це-
леполаганий; в некоторых типах культуры она, напротив, будет зависеть
от его искусства по части создания превращенных форм сознания — ра-
финированных процедур "самосокрытия" действительных мотивов того
или иного группового и общественного действия. Пожалуй, одним из
наиболее обескураживающих выводов для рационалистического полити-
ческого сознания будет вывод о наличии определенного противоречия
между степенью рациональной осознанности интересов и целей и уров-
нем мотивации участников политического процесса. Высокий уровень
мотивации зачастую связан с превращенно-мифологическими формами
сознания, когда субъект, преследующий свой особый интерес, склонен
придавать ему в собственных глазах и глазах социального окружения
глобально-миссианистскую форму выразителя "всеобщих интересов",
"всемирно-исторических тенденций" и т.п.
Политическому аналитику трудно оставаться вовсе не ангажирован-
ным; чаще всего его "рационалистическая миссия" ограничивается тем,
что он обращает обескураживающие распознавательные процедуры
против тех сил, которые ему не симпатичны; в отношении же групп, с
которыми он больше себя идентифицирует, он более склонен искать
способы социокультурной легитимации особых интересов, выдавая их за
очередное воплощение "исторического разума".
243
ПРОЦЕДУРЫ ПОЗНАНИЯ В ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОМ
ОБЩЕСТВЕ
Мир будущего будет миром все более упор-
ной борьбы за укрепление барьеров, ограни-
чивающих наш разум.
Н. Винер
Возникновению науки нового времени сопутствовала эпистемологи-
ческая катастрофа, связанная с утратой привычных (тысячелетних!)
теологических форм постижения общественно-политических событий.
Человеку традиционного общества свойственно было ощущать душой и
разумом присутствие высшего смысла в мире. Поэтому постижение им
происходящих событий заключалось в соотнесении их с этим смыслом.
Вопрос: во имя чего, с какой целью? - был главным эпистемологиче-
ским вопросом. Утверждение новой, преимущественно механистической
картины мира, связанное с возникновением научного естествознания
XVI - XVIII вв., означало развенчание "смысловой парадигмы" теоло-
гического мышления. Вместо вопроса "для чего?" наука поставила во-
прос "почему?". Стала утверждаться детерминистская доминанта, сна-
чала при объяснении природных явлений, а затем - социально-истори-
ческих и политических. В частности, миссия, взятая на себя Марксом,
была связана с тем, чтобы "достроить" естественно-научный материа-
лизм "доверху", сформулировав концепцию естественно-исторического
процесса, всецело подчиняющегося "объективным закономерностям".
Справедливости ради надо сказать, что соответствующая установка бы-
ла характерна не только для марксизма, но и для раннего позитивизма,
да и в целом для рационалистического типа самосознания Нового вре-
мени. Особый радикализм марксизма в утверждении подобной установ-
ки связан со специфическим духом промышленной фабрики, которым
прониклись его основатели в качестве идеологов пролетарского коллек-
тивизма. Празднество свободной субъективности пришлось на эпоху
Возрождения, когда личность уже освободилась от пут общинного бы-
тия, но еще не была поглощена молохом фабричного производства. Как
отмечает Р.Гвардиани, "вырвавшись из корпоративных пут средневеко-
вья, человек стал было обретать социальную автономию.., однако даль-
нейшее развитие цивилизации, базирующейся на машинной индустрии,
трансформировало формирующуюся человеческую субъективность в
"кв азису бъективность"1.
1 Гвардиани Р. Конец нового времени // Вопр. философии. 1990. № 4.
244
На методологическом уровне социального познания эта особенность
мироощущения индустриальных обществ "обнаруживает себя в господ-
стве натурализма, в "бессубъективном" подходе к социальной реально-
сти, в уподоблении социальных процессов процессам природы (вспом-
ним хотя бы энгельский "параллелограмм сил")"1.
Таким образом, принудительная коллективность фабрично-заводс-
кого образа жизни с характерным для него приматом "вещных связей" и
превращением человека в придаток машины породило определенную
эпистемологическую парадигму, связанную с растворением индивида в
группе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143