С течением времени в соста­ве приходского духовенства и монашества появился, ко­нечно, и значительный процент местных людей; но мит­рополия и епископат по-прежнему оставались, за немно­гими исключениями, греческими.
Устроив на новые русские хлеба значительную часть голодавшей греческой братии, константинопольский пат­риарх не забыл и своих выгод. Новая церковь была объ­явлена составной частью константинопольского патриар­хата, и на нее был распространен общий порядок управления митрополиями, подчиненными патриарху. Неко­торые изменения, внесенные в этот порядок специально для управления русской церковью, увеличивали власть патриарха и уменьшали права киевской митрополии. По каноническим правилам, соблюдавшимся в Византии, патриарх «поставляет», т. е. утверждает митрополитом, кандидата, представляемого собором епископов митро­полии; конечно, кандидат обычно выставлялся по согла­шению с патриархом и с местного гражданскою властью, но все же у местного епископата было право известного выбора из числа наиболее угодных начальнику лиц. По отношению к киевской митрополии даже эту призрачную выборность сочли ненужной роскошью; кандидата в ки­евские митрополиты патриарх намечал совместно со своим патриаршим советом, иногда даже не спрашивая киевского князя. Таким образом, за все время существо­вания киевского княжества на митрополичьем престоле только два раза были русские епископы, оба раза с мо­мента конфликтов киевских князей с Византией (Илла­рион в 1051 г. при Ярославе, после войны с греками, и Клим, или Климент, при Изяславе в 1148 г., поставлен­ный князем на место поссорившегося с ним грека Ми­хаила). Управляя через своего ставленника киевской церковью, патриарх часто ограничивал его даже в тех правах, которые бесспорно принадлежали всякому мит­рополиту. Так, патриарх нередко присылал епископов на освобождающиеся кафедры прямо из Константинополя, из греков или из русских монахов, ездивших к патриарху и умевших ему угодить, обходя таким образом непо­средственного правителя русской церкви. Далее, патри­арх ревностно следил за исправным поступлением причи­тавшихся ему платежей - платы за поставленных на епископские должности самому патриарху и его «нотариям», т. е. чиновникам патриаршей курии, доходов с вакантных кафедр и церквей, доходов с так называемых ставропитий, т. е. монастырей и церквей, которые отби­рались патриархами в свое непосредственное управление, и разнообразных судебных и административных пошлин. Кроме этих обязательных, установленных канонически­ми правилами сборов патриархи не брезгали и добро­вольными дарами как со стороны подчиненных, так и со стороны князей.
Не приходится прибавлять, что все эти расходы в пользу патриарха и его курии перекладывались киев­скими клириками на плечи их паствы, покрывались и перекрывались эксплуатацией зависимого от церковных уч­реждений населения. Эксплуатация паствы производи­лась различным образом, причем прямые сборы с прихо­жан и других групп верующих занимали отнюдь не са­мое главное место. Гораздо важнее были судебные права, предоставленные киевской церкви княжеской вла­стью. Суд был одной из самых доходных статей: церков­ному суду княжеские указы подчинили широкий круг дел и широкий круг лиц. Дела, так или иначе связанные с религией, независимо от участников были объявлены подсудными церкви, сюда были отнесены все дела, каса­ющиеся брачного права и семейных отношений, дела о волшебстве и знахарстве, о кощунстве, о святотатстве, о совершении прежнего дохристианского культа. С другой стороны, все так называемые церковные люди при воз­никновении между ними дел об обиде или тяжебных и наследственных дел также подлежали церковному суду. К числу церковных людей кроме монахов, клириков, чле­нов их семейств и технического персонала церквей были отнесены также некоторые категории и чисто светского населения: «задушные люди», т. е. крестьяне имений, отданных церкви на помин души, весь персонал, обслу­живавший церковные и монастырские больницы и гости­ницы, и жившие в последних люди, наконец, изгои, т. е. люди, так или иначе выбившиеся из колеи или не принадлежавшие ни к одной из тогдашних официальных общественных групп, как, например, холопы, выкупив­шиеся на волю, обанкротившиеся купцы, безместные поповичи и т. д.; изгои отдавались в ведение церкви це­лыми селами, вместе с землею, на которой сидели. На­конец, епископам было поручено наблюдение за правиль­ностью торговых мер и весов - контроль, который был источником значительных доходов. Так сложилось в Киевской Руси своеобразное церковное государство в государстве, представлявшее целую систему кормлений. Но важнейшим церковным учреждением, при помощи которого народный труд и народные средства превра­щались в источник для благополучия и сытой жизни клириков, были монастыри. Мы не можем здесь вдавать­ся в историю происхождения и эволюции монашества; мы должны только охарактеризовать то положение, ка­кое монастырь занял в церковной и общественной жиз­ни Византии к X в., и ту экономическую роль, какую он играл, ибо на Днепр целиком были перенесены и строй монастырской жизни, и монастырская идеология, выработанные в Греции. Там сложилось воззрение, вырабо­танное в монастырях, что судьба души за гробом зави­сит не только от дел умершего, но также главным обра­зом и от молитв живых за умерших. Но при этом монахи подчеркивали, что далеко не все равно, кто и где будет молиться за умерших; молитва «непогребенных мертве­цов», т. е. монахов, всецело посвятивших себя посту, молитве и другим благочестивым подвигам, скорее бу­дет услышана богом, чем молитва приходского белого духовенства. Эта агитация оказала свое действие и при­вела к основанию множества поминовенных монастырей. Каждый состоятельный человек, стремясь спасти свою душу, либо основывал монастырь, обеспечивая его зем­лей, капиталом и рабочими людьми, либо, в худшем случае, делал на помин души вклады землей или день­гами в существующие монастыри. Влияние монашества в этом вопросе было настолько сильно, что нашло себе отражение даже в законодательстве X в.; одна из новелл Константина Багрянородного предписывала, чтобы в случае смерти бездетного без завещания от оставшегося состояния отделялось в пользу церкви от трети до поло­вины имущества на помин души. В своих монастырях их основатели старались проводить остаток дней, нередко постригаясь перед смертью в монахи, и после смерти там погребались. Эта идеология была перенесена вместе с первым монастырем на Днепр. По словам Киево-Печерского Патерика, Антоний и Феодосии, основатели Киево-Печерской лавры, уверяли, что всякий человек, монах или мирянин, похороненный в монастыре, будет помилован, невзирая на его грехи. А житие Феодосия к этому при­бавляет, что Феодосий перед смертью дал братии еще более смелое обещание: «Се елико же вас в монастыри сем умрет, или игуменом где отослан, аще и грехи будет кто сотворил, аз имам перед богом за то отвещати». Агитация Феодосия и Антония возымела свое действие: князья и бояре, по словам жития приходили к Феодосию на исповедь и получая от него «великую пользу», приносили ему «от имений своих на утешение братии и строение монастырю», другие же приносили и «села», т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135