е. попросту повел демагогическую агитацию против гореловцев и хотел силою захватить «Сион» с его огромными общественными капиталами. Гореловцы обратились за помощью к правительству, ко­торое прислало для экзекуции над веригинцами казаков, а Веригина сослало в Шенкурск. Но после этой расправы положение гореловцев стало совершенно невыносимым. Тогда они возбудили в правительственном суде дело о передаче «наследства» Калмыковой, т. е. общественных капиталов гореловского дома, родственникам Лу­керьи - Губановым. Веригинцы предъявили контриск, но проиграли дело. После этого Губановы и остальные уча­стники «меньшой» партии забрали все капиталы общины и уехали во внутреннюю Россию, оставив веригинцев ус­траиваться, как они хотят.
Под влиянием этих ударов веригинцы признали, что разрушение «Сиона» является естественным следствием несоблюдения ими коммунистических принципов и ком­промисса с племенем Каина. Оставалось только загла­дить грех восстановлением коммуны в том чистом виде, в каком она существовала на Молочных Водах, и вос­становить в силе прежнюю доктрину отрицания всякой власти, кроме бога. Восстановление общины в «чистом виде» началось сейчас же после проигрыша дела о «на­следстве» Калмыковой. Пришлось собирать новый капи­тал для постройки нового «Сиона» в слободе Терпение; каждый веригинец обязался, независимо от его состоя­ния, внести половину имевшихся у него сбережений. Этот сбор провел первую борозду среди веригинцев, сра­зу ослабив маломощных членов партии. Вновь образова­лась зажиточная верхушка, которая держала рядовых членов в повиновении гипнозом имени Веригина, соби­рала постоянно деньги для подарков ему и для его «вы­купа» и на все жалобы отвечала обещанием, что Веригин скоро вернется и тогда все устроит. Однако Веригин не возвращался. Тем временем в духоборческих слободах появились сосланные туда толстовцы - князь Хилков, Бодянский, Прокопенко и другие, которые пришли на по­мощь духоборческой бедноте, организовали ее и повели активную борьбу за общественное производство, поравнение имуществ и потребления и за отказ от податей и военной службы. Организовали артельную обработку по­лей и артельные мастерские, стали делить хлеб по числу едоков, потребовали, чтобы все, имевшие лишний скот сверх определенной нормы, продали его, чтобы все де­нежные суммы были сданы в общественную кассу, чтобы никто не держал прислуги и чтобы все обходились ис­ключительно личным трудом; наконец, запретили зани­маться извозом и торговлей, платить подати и носить оружие. Толстовцы ссылались при этом на указания того же Веригина, который в ссылке также встретился с тол­стовцами и подпал под их влияние.
Однако это возрождение коммунистических порядков очень быстро кончилось крахом. Прежде всего поравне-ние имуществ и запреты промыслов вызвали решитель­ный протест со стороны зажиточной части веригинцев, которая отказалась подчиниться новым требованиям и откололась, организовав свою общину во главе с Воро­бьевым. Отколовшиеся мотивировали свое отделение тем, что раз Веригин изменил прежнему учению и проповеду­ет новое, то он уже не духобор и не Христос, ибо Христос может вселиться в духобора. В то же время среди вери­гинцев образовалось крайнее течение постников, которые стали проводить вегетарианство, прекратили брачное со­житие и, наконец, 29 июня 1895 г. ночью торжественно сожгли все оружие! По этому сигналу многие духоборцы, служившие в войсках, бросили оружие, а ополченцы воз­вращали ополченские билеты. За эти демонстрации пра­вительство сочло ответственными всех веригинцев и от­ветило суровыми мерами: переселяло духоборцев с места на место, ставило в духоборческие села военные постои, отбирало детей. Коммунистическая община в полицей­ском государстве в третий раз оказалась невозможной. Оставалось либо покориться, либо эмигрировать. Часть веригинцев пошла на уступки, другие эмигрировали сна­чала на Кипр, а потом в Америку, в Канаду. Однако устроиться там без всяких средств к жизни оказалось не­возможным, и духоборцы окончательно погибли бы, если бы их не поддержала либеральная буржуазия. Это был уже конец 90-х годов XIX в., когда либеральная буржуазия начала вести систематическую кампанию против абсолютного режима и поддерживала всякие протестантские движения. Магическое имя графа Тол­стого помогло собрать большие пожертвования, сам Толстой пожертвовал 30 000 руб. своего гонорара за роман «Воскресение», и духоборцы получили возмож­ность устроиться, хотя и не на коммунистических нача­лах; одни устроились сельскохозяйственными артелями, другие - самостоятельными хуторскими хозяйствами.
Оставшиеся на Кавказе группы духоборцев, воробьевцы и часть веригинцев, стали типично кулацкими ор­ганизациями. Зерновое хозяйство в 900-х годах они вели уже при помощи машин. Среди них не редкость были хозяева, владевшие стадами в несколько сот голов. Пре­жняя идеология среди них окончательно поблекла. На миссионерском съезде 1910 г. указывалось, что среди кавказских и особенно среди слабых групп херсонских духоборцев ведут успешную пропаганду баптисты и что среди духоборцев стало возможно пропагандировать даже православие. Так разложилась до конца эта силь­ная и оригинальная когда-то секта.
Та же самая судьба постигла и остатки молоканства. Оно раскололось на ряд толков, из которых староуклеин-ский, хранивший кое-какие традиции XVII в., был в кон­це XIX в. самым слабым. Более крупными были новые толки. Один из них, стародонской толк, базировавшийся на зажиточной части казачества и на некоторых элемен­тах нижневолжского и донского купечества, был, в сущ­ности, православием без православных священников: он сохранил почти в неприкосновенности православную дог­матику, православные таинства, церковную магию и по­гребальный культ, заменив только священников выбор­ными пресвитерами и славянский язык православных бо­гослужебных формул - русским; пресвитеры стародон­ского толка служили по русскому переводу православно­го требника. Другие новые толки, очень родственные друг другу, - это новомолоканский и штундомолоканский. Новомолокане, называвшие себя евангельскими христианами, появились в 80-х годах в Таврической гу­бернии, где были значительные общины донского толка. Под влиянием проповеди баптистов и пашковцев эти общины почти поголовно перешли к штундобаптистской идеологии и культу, сохранив только рукоположение пресвитеров. Таврическая губерния и осталась центром штундомолоканства. Но отдельные общины нового тол­ка появились также в Самарской губернии и на Дону, где к новому течению примкнула часть молокан донско­го толка, которых и прозвали новомолоканами.
Штундизм и баптизм, инкорпорировавшие в себя зна­чительную долю духоборчества и молоканства, являлись руководящими сектами пореформенной эпохи, наиболее соответствовавшими тенденциям расслоения деревни и потребностям мелкобуржуазных капиталистиков города. К ним теперь мы и переходим.
СЕКТЫ ПОД ИМЕНЕМ ШТУНДЫ
Уральские секты эпохи эмансипации вращаются еще в среде старых представлений и формул в зависимости от хозяйственной отсталости Приуралья, для которого эмансипация была тяжелым, мучительным переломом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135