Задача была разре­шена только в XIX в.; но весь XVIII в. наполнен ха­рактеристическими попытками разрешить ее.
Искания архиерейства в XVIII в. носят отчасти анек­дотический, отчасти чисто легендарный характер. Когда «солнце благочестия» померкло в Москве и в Констан­тинополе, стали ходить рассказы, что оно ярко горит где-то в «опоньской стране», «на Беловодье», и что не все во­сточные патриархи заразились латинскою и кальвиискою ересью, но что в Антиохии сохраняется правая вера. Как ни фантастичны были эти рассказы, они побудили снаря­дить целую экспедицию в Турцию, куда был послан в начале XVIII в. некто Леонтий. Результаты были неуте­шительные: Леонтий убедился, что нигде на Востоке нет истинного православия. Столь же неудачна была попыт­ка старообрядцев-ветковцев в 30-х годах получить архие­рея из Молдавии при помощи тамошнего митрополита Антония: посланный туда старообрядцами кандидат в архиереи Варлаам усомнился в благочестии Антония, тот обиделся и отказал в посвящении. В то же время моск­вичи едва не нашли себе «настоящего» архиерея, некоего Епифания, проходимца первой руки, но действительно посвященного в епископский сан. Епифаний ссылался этапным порядком в Соловецкий монастырь под смире­ние и сидел под арестом в Москве. Москвичи-старообряд­цы уговорили его перейти к ним. Устроили ему побег и привезли на Ветку. Там он пробыл несколько лет, но и он и старообрядцы остались друг другом недовольны: пер­вый - тем, что его держали в затворе, вторые - тем, что он оказался «обливанцем» весьма недобродетельного об­раза жизни. Карьера Епифания кончилась вместе с раз­громом Ветки Сытиным. В 50-х годах XVIII в. появились на Ветке еще два архиерея, но оказались еще хуже Епи­фания. Первый был настоящий самозванец, некто Афиноген, только выдавший себя за епископа; он кончил свою карьеру тем, что перешел в католичество и поступил в Польше на воинскую службу. Второй, Анфим, должен был принять заочное посвящение в назначенный день и час от Афиногена, уехавшего уже в Польшу, но оказалось, что в назначенный день и час Афииоген был уже блестящим офицером и никакой обедни не служил. Исто­рия оказалась настолько скандальною, что в списке сво­их архиереев старообрядцы ни того, ни другого не поме­щают. Неудачи не охладили желания получить архиерея. С одной стороны, в 1765 г. возникла среди московских старообрядцев фантастическая идея посвятить епископа рукою мощей митрополита Ионы, причем молитвы вме­сто мертвеца должен был читать поп. С другой стороны, на этом стремлении екатерининское правительство обос­новало переговоры о единоверии: Румянцев в 80-х годах предложил старообрядцам получить архиерея из сино­дальной церкви при условии соблюдения старых обрядов. Мы уже видели, что в 1800 г. это воссоединение части старообрядцев с синодальною церковью стало совершив­шимся фактом. Таким образом, в XIX век поповщина вступает, правда уже сама потрясенная расколом, с со­вершенно определившейся социальной физиономией, с многочисленным составом, с правильным культом, хотя и с сомнительным священством. Ей недостает главы - епископата, но и эта последняя задача благополучно раз­решается в XIX в.
БЕСПОПОВЩИНСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ
Беглопоповщинские толки раскола в XVIII в., будучи с самого начала организациями определенного социаль­ного состава, не обнаруживают тенденции к идеологиче­ской эволюции. Эта последняя обнаруживается в других религиозных течениях, претерпевших в течение XVIII в. социальную эволюцию. Корни последних течений восхо­дят также к религиозному кризису конца XVII в., именно к тем группировкам, которые придерживались прямоли­нейной эсхатологической идеологии и считали, что «бла­годать священства взята на небо». Их принято называть в совокупности «беспоповщиной», но под этим названием разумеются вообще все общины, не имеющие священства, независимо от их истории и социального состава. Между тем при ближайшем рассмотрении оказывается, что беспоповщинские общины, будучи первоначально почти ис­ключительно крестьянскими, не все имели одинаковую судьбу. Одни пережили социальную дифференциацию и превратились в буржуазные организации; другие были и остались чисто крестьянскими сектами. Первые мы и рас­смотрим в настоящей главе.
Мы видели, что одним из первых раскольничьих по­селений была выговская община в Поморье. Эта община стала одною из метрополий беспоповщинского старооб­рядчества. За исключением руководителей, князей Андрея и Семена Мышецких-Денисовых и шунгского дьячка Данилы Викулина, первоначальный состав выговской общины был чисто крестьянский, с некоторой примесью монашеского элемента, именно непокорных монахов Соловецкого монастыря, не желавших принять «никоновых новин и затеек». Первоначальные условия суще­ствования выговской общины, состоявшей из двух ски­тов, Данилова и Лексы, и двенадцати пашенных дворов, были крайне тяжелыми. Приходилось завоевывать жизнь среди суровой девственной природы, строиться и поднимать новь среди пустынной дремучей тайги, «паш­ни пахати по межам и по лесам». Частые «зябели» унич­тожали посевы, и «бысть у них велия хлебная скудность и глад», когда приходилось довольствоваться «соломен­ным хлебом». Вновь основанная община была отрезана от всего остального мира полным бездорожьем, да и сама она имела достаточные основания до поры до вре­мени не выдавать своего существования. Но почти не­выносимые условия жизни скоро заставили выговцев от­казаться от обособленности от остального мира. При­шлось волей-неволей отрядить комиссионеров на Низ для «хлебного промыслу»: хлеб добывался отчасти на скудные средства, оказавшиеся у кое-кого из братии принесенными «из миру», отчасти «милостынею». Тяже­лыми усилиями выговцы завоевали наконец себе право на существование, проведя полумонашескую, полуком­мунистическую организацию. Было введено строгое разделение труда, были устроены особые мастерские для каждой отрасли производства: кельи «лучину щепати и дровни делати», келья «чеботная швальня», «порт­ным швалям швальня», кирпичные заводы, кузницы. Была проведена также общность потребления. «Чино­положение», составленное для общины, гласило: «Все иметь в казне общим, у себя не иметь ни денег, ни платья, ни иных вещей»; никто не может покупать себе предме­ты потребления, но должен брать их «с казны», т. е. из общего запаса продуктов, вырабатываемых общиной и принесенных с собою из мира ее членами, «трапезу иметь всем общую, кроме немощных; пища и питие всем рав­ны; недужным же, по благословению, прибавок давать». Первоначально общежитие было общим и для мужчин, и для женщин; но «сено уберечь от огня» оказалось трудным, и это обстоятельство заставило сделать первое отступление от коммунистического строя. Неподалеку от Выгорецкой обители срубили особый женский скит на р. Лексе, откуда он стал называться лексинским. Наряду с выгорецким «киновиархом», выборным стар­шиною, появилась лексинская «матка», настоятельница лексинской обители. Лексинские сестры не смогли обой­тись без помощи Выга; с Выга им прислали особых «слу­жителей», которые должны были исполнять для Лексы всю пашенную и прочую «мужицкую» работу. На Лексе остался только коммунизм потребления, но не производ­ства, да и тот часто нарушался, как видно из правил 1731 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135