Пользуясь материальной поддерж­кой Екатерины, Платон преобразовал московскую ака­демию, до тех пор влачившую жалкое существование, поставил в ней преподавание на высоту киевской акаде­мии и открыл несколько духовных училищ в епархии. Вслед за ним тянулись провинциальные молодые архие­реи, вышедшие из московской академии, также откры­вавшие в своих епархиях семинарии и училища. Таким путем к началу XIX в. общее число духовных учебных заведений возросло до 115 (2 академии, 37 семинарий и 76 низших училищ) с 29 000 учащихся. Поэтому Павел, а вслед за ним Александр I могли уже выставить обяза­тельное требование школьного образовательного ценза для всех кандидатов на духовные должности.
Однако одних количественных показателей для до­стижения этой цели было недостаточно, так как качест­венный уровень всех церковных школ, кроме академий и нескольких семинарий, был очень низок. Это были по большей части типичные бурсы, хорошо известные по повестям Помяловского, с учениками, сидевшими иной раз по 10 лет в одном классе, с плохими учителями, не имевшими часто даже семинарского образовательного ценза. Кроме того, и самые программы требовали пере­смотра. Усложнение политической и общественной жиз­ни, успехи светской науки, появление свободомыслия и даже атеизма, наконец, оживление старообрядческих и сектантских организаций, с которым мы встретимся в следующих главах, - все это заставляло церковников подтягиваться и на культурном фронте. Ирония судьбы заключалась в том, что за реформу духовной школы, другими словами, за подкрепление идеологических по­зиций религии, принялся уже упоминавшийся князь Го­лицын. Одним из деятельнейших его сотрудников в этом деле был известный Сперанский, бывший в это время конституционалистом и западником. По новому положе­нию, выработанному в 1808 г., в низших училищах было введено кроме специально духовных предметов препо­давание русской грамматики, арифметики, истории и гео­графии; в семинариях все предметы были разделены на шесть классов, причем пять классов было отведено для светских наук - класс наук словесных, исторических, математических (включая алгебру, геометрию и меха­нику), философских, к которым была причислена также физика, и языков - немецкого, французского и еврей­ского (латинский и греческий были отнесены к словес­ному классу). По этому же плану было реформировано также преподавание в академиях, только с увеличением числа предметов и с более широкою программою, но там решительный перевес был дан богословским предметам и идеалистической философии. Число учебных заведений предполагалось также значительно увеличить, особенно число низших - уездных и приходских - училищ. По­следнее удалось сделать легче всего, так как низшие училища не требовали больших средств и специально подготовленных педагогов. К концу 1838 г., накануне нового преобразования духовной школы, число низших духовных училищ достигло 159, т. е. удвоилось, а число учащихся в них достигло 45 968 человек, т. е. выросло в 2? раза, зато семинарий было только 44, с 15 830 учащимися, а академия прибавилась только одна (в Пе­тербурге). Этого числа было, однако, недостаточно, так как прохождение хотя бы низшей школы было сделано обязательным для всех сыновей клириков, и классы всегда были переполнены сверх меры. А качественная сторона дела улучшилась еще меньше. Успешность уча­щихся страдала прежде всего от того, что по образцу католических учебных заведений преподавание главных предметов в семинариях и академиях велось на латин­ском языке, которого часто не понимали учащиеся; да­лее, отрицательно влияла бедность учебниками и учеб­ными пособиями; наконец, применение метода «зубристики» и переполнение классов окончательно ухудшали положение. Что преподаватели семинарий часто знали по своему предмету не больше того учебника, который зубрили семинаристы, это было общераспространенным явлением. При таком положении дела «богословия» фор­мально процветала, но фактически давала весьма не­доброкачественные плоды, и с середины 30-х годов стали думать о новой реформе. Ее провел кавалерийский обер-прокурор синода Протасов, но он главное зло видел не в тех недостатках, какие действительно следовало устра­нить, а в проникновении в духовную школу вместе со светскими науками «свободомыслия». Его девизом было выражение «Доброе поведение лучше худого знания»; поэтому он сократил преподавание светских предметов, а преподавание духовных подчинил строгому надзору, требуя прежде всего, чтобы в объяснении писания пре­подаватели строго придерживались отцов церкви и от­нюдь не уклонялись от греческого текста Библии; еврей­ский оригинал, отличавшийся от греческого перевода, казался ему еретическим. Дальше этого реформа не по­шла. За недостатком средств новых учебных заведений открылось мало, переполнение росло, и в 1851 г. синод был вынужден отменить обязательность обучения для детей лиц духовного звания.
Несмотря на скудость и сомнительные качества этих плодов «богословии», церковь и государство стремились «напитать» ими и светское общество. Меры в этом на­правлении относятся, однако, только к началу XIX в., когда было учреждено министерство народного просве­щения и стала распространяться светская школа. Ха­рактерным является уже тот факт, что первоначально должности обер-прокурора синода и министра народного просвещения сплошь и рядом совмещались, но и помимо этого бросающегося в глаза факта история светской школы неразрывно связана с ведомством православного исповедания. Светской школе сразу был придан конфес­сиональный характер посредством введения в состав ее обязательных предметов закона божия. При этом изу­чение закона божия только на первых порах ограничи­валось преподаванием священной истории ветхого и но­вого завета и молитв; очень скоро, уже в 20-х годах XIX в., официальная богословская теория стала также частью преподавания закона божия, в виде так назы­ваемого катехизиса. Кроме чисто богословских схола­стических разъяснений никейского символа катехизис содержит в себе начала и так называемого нравствен­ного богословия - объясняет 10 заповедей. При объяс­нении этих заповедей автор катехизиса, известный мос­ковский митрополит Филарет, без всяких обиняков об­наружил политическое значение катехизиса; достаточно вспомнить расширительное толкование пятой заповеди, причисляющее к отцу и матери все предержащие вла­сти, или толкование шестой заповеди, изъемлющее из запрещения убивать убийства на войне и смертную казнь. Посредством преподавания катехизиса закон божий в школе становился орудием политического вос­питания молодежи. Но первоначально предполагалось дать катехизису гораздо более широкое распространение, чем только в школе. Через школу в 20-х и 30-х годах XIX в. проходила ничтожная сравнительно часть насе­ления, достоинства же катехизиса, как нравоучительного кодекса, представлялись настолько выдающимися, что казалось необходимым читать и разъяснять его и взрос­лому населению, которое уже не могло более попасть в школу. По распоряжению синода епархиальные архие­реи рекомендовали приходским священникам толковать катехизис с церковного амвона. Понятно, что в москов­ской епархии, подведомственной автору катехизиса, это толкование шло особенно усиленным темпом и обстав­лялось возможно торжественнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135