Когда вопрос о вдовых священниках был решен, князь неожиданно предложил собору решить вопрос о мона­стырских имуществах. Это предложение свалилось как снег на голову осифлянской партии, главный деятель ко­торой, Иосиф, в это время уже уехал с собора. За ним послали вдогоню; он вернулся и сумел защитить мона­стырские имущества, но чувствовалось, что это только отсрочка. Нужно было действовать, и Иосиф тотчас пос­ле собора воспользовался болезненным состоянием пре­старелого князя Ивана III, чтобы окончательно взять его в руки и побудить перед смертью на «душеспасительное» дело, особенно приятное господу богу, - на розыск и казнь еретиков. Собор 1503 г. был, в противоположность собору 1490 г., расправой быстрой и жестокой. Выслушав (по рассказу Иосифа) «многих истинных свидетелей», со­бор предал еретиков проклятию, а князь в свою очередь трех главных еретиков - Ивана Волкова, брата Фе­дора Курицына, зятя протопопа Алексея, Ивана Макси­мова и юрьевского архимандрита Кассиана - приговорил к сожжению, а прочих еретиков разослал в заточение. На руку осифлянам заволжские старцы стали возражать против этих жестокостей, ссылаясь на евангельский рас­сказ о прощении Иисусом грешников и на заповедь: «Не судите, да не судимы будете». Иосиф возражал, что «ере­тика руками убити или молитвою едино есть» и что рука, наносящая язву еретику, «тем самым освящается». А ког­да язвительный Вассиан предложил Иосифу самому по­казать пример и сотворить молитву, чтобы земля пожра­ла недостойных еретиков и грешников, Иосиф не выдер­жал. Он заявил, что заволжских старцев научили ерети­ки, внушив им мысль о необходимости пощады еретикам; после этого недвусмысленного кивка по адресу нестяжа­телей Иосиф излагает целую инквизиционную теорию со­трудничества светской и духовной власти в деле преследования ереси. Церковь только разыскивает еретиков, пользуясь «богопремудростным художеством и богона-ученным коварством», т. е. прибегая ко всяким приемам сыска и пыткам; когда таким путем еретики будут откры­ты, то церковь может их убить либо одним словом, либо через посредство гражданской власти, которая предает их надлежащей казни. Эта любопытная полемика была вдвойне полезна осифлянам: во-первых, она дала им воз­можность заподозрить в ереси самих заволжских стар­цев, во-вторых, она сближала осифлян с великокняже­ской властью на поприще борьбы с крамолою, ибо связь заволжских старцев с крамольными боярами была нали­цо, и те же крамольники благодаря остроумной догадке Иосифа оказывались и еретиками. Осифляне первые предлагали княжеской власти свои инквизиционные ус­луги и подчеркивали, что враги князя одновременно яв­ляются врагами и церкви, под какой бы личиной они ни явились в будущем.
Пока что с еретиками было покончено; оставалось ра­зубедить союзника в необходимости конфискации цер­ковных владений. Был простой способ: напугать его бо­жественными карами. Первый опыт в этом роде был сделан около 1503 г. в Новгороде. Там внесли в «Чин православия» следующее анафематствование: «Вси на­чальствующий и обидящии святые божия церкве и монастыреве, отнимающие у них данные тем села и виногра­ды, аще не престанут от такового начинания, да будут прокляты»; примеру Новгорода последовал Ростов. А спустя три года после собора 1503 г. Иосиф в обшир­ном послании к Третьякову изображает, «какова поги­бель приходит» тем, кто покусится на монастырские иму­щества, перечисляя из житий святых «немилостивые каз­ни» от Христа обидчикам церкви. Особенно богатый ма­териал предоставило житие Стефана сербского, святого, который специально отличился на поприще наказания князей, обижавших монастыри: одному такому князю Стефан якобы вонзил в гортань два «великие гвоздя, даже до грудей», так что пришлось звать кузнеца, чтобы вынуть гвозди из княжеской гортани, а другого князя из­бил лампадой до полусмерти, и избитый через семь не­дель умер, сгнивши заживо. Казни были действительно ужасные, но заволжские старцы выразили по поводу их достоверности большие сомнения, и на князя эти примеры не оказали желаемого действия. Приходилось действо­вать поэтому не одним страхом, но и практическими услугами, в оплату за которые можно было бы в свою оче­редь требовать уступок, тем более что после смерти Ива­на III (1505 г.) опасность снова увеличилась: Василий III вернул из ссылки Василия (Вассиана) Патрикеева и при­близил его к себе. И вот Иосиф открыто и решительно становится на сторону «державности» московского князя.
В это время на волоколамском столе в качестве сеньера Иосифова монастыря сидел как раз один из таких кня­зей, с какими приходилось воевать сербскому Стефану. Недолго думая, Иосиф взял да и перешел «под державу» московского князя, но он не спросил при этом разреше­ния своего духовного сеньера, новгородского владыки Серапиона, к епархии которого принадлежал Волоцкий монастырь. Когда Серапион «запретил» Иосифа за такой самовольный поступок, Иосиф придал всему делу поли­тический оборот и выступил с новой теорией отношений между светской и духовной властью, теорией, которая как нельзя более соответствовала видам московского князя. «Царь естеством подобен есть всем человеком, властию же подобен вышнему богу», говорил Иосиф еще в «Просветителе»; теперь из этой посылки были сделаны все теоретические и практические выводы. И в ответ на обвинение со стороны Серапиона в «великом бесчинии», заключавшемся в том, что Иосиф «отказался от своего государя в великое государство», Иосиф отвечает обрат­ным обвинением Серапиона в бунте против богоустановленной власти, которой должна подчиняться и церковь. «Самодержец и государь всея Руси» - вот кто этот госу­дарь, к которому перешел Иосиф; сам бог «посадил его в себе место» и «суд и милость предасть ему и церковное и монастырское и всего православного государства и всея русския земли власть и попечение вручил ему». С таким государем не подобает «сваритися», «ни древние святи­тели дерзнуша сие сотворити, ни четыре патриарси, ни римский папа, бывший на вселенском соборе; и аще когда царь на гнев совратится на кого, и они с кротостью и сми­рением и со слезами моляху царя». Государю принадле­жит и верховный окончательный суд над церковными ли­цами, апелляции на него нет - «суд царя никем уже не посуждается». Поворот был полный; и победа осталась, конечно, на стороне Иосифа. Собор разрешил его, а Се­рапиона отозвал и заточил в монастырь. Хлопоты за опального владыку бояр, которых Иосиф обозвал «нера­зумными, скоту подобными человеки», только повредили Серапиону. Выступление Иосифа имело огромное политическое значение: затронутая в своих материальных ин­тересах, церковь наконец порвала с удельными политиче­скими традициями и открыто стала на сторону «державности». «Непогребенные мертвецы» стали постоянными советниками и союзниками московского государя, кото­рый их же публицистическим усердием был превращен в царя «третьего Рима», в наследника самих римских ке­сарей.
Церковное землевладение и связанные с ним коммер­ческие предприятия были спасены, и молитвенники мог­ли спокойно приступить к накоплению капиталов. Но по­беда досталась не даром: пришлось все же сделать круп­ные материальные уступки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135