От нее за­висит благополучие ее хозяина, и потому он должен за­ботиться о ней, приносить ей жертвы и дары. Кто имел возможность, тот одевал свои иконы в золотые и серебря­ные ризы, украшенные драгоценными камнями, любимая жертва иконе - восковая свеча, в которую часто залепливались деньги. Икона сопровождает своего владельца всюду: в походе, на дороге, на свадьбе, на похоронах, иконы охраняют входы в дома, ворота, улицы, переулки, площади, и всякий, кто желает благополучно пройти ох­раняемую иконою территорию, должен снять шапку и обратиться к иконе с молитвой. Но если икона не помо­гает своему владельцу, несмотря на все его поклонение, то он вправе отказать ей в дальнейшем культе. На этот счет иностранцы рассказывают чрезвычайно любопытные случаи, относящиеся еще к XVII в. В 1611 г., во время взятия Новгорода шведами, когда город был охвачен ог­нем, один русский выставил икону св. Николая и молил­ся перед ней, чтобы дом его уцелел от пожара. Однако молитва не помогла и дом загорелся, тогда раздражен­ный владелец иконы, не долго думая, бросил ее в огонь со словами: «Ты не хотела помочь мне, теперь помоги себе самой». У крестьянина воры украли вола; тогда хозяин выбросил свою икону в навоз с таким напут­ствием: «Я тебе молюсь, а ты меня от воров не обере­гаешь».
Бывали, конечно, и такие случаи, когда частные ико­ны своей «чудотворной» славой приобретали более или менее широкий круг поклонников, выходивший даже за пределы того города или той области, где жил владелец такой иконы. Типичной историей создания новой чудо­творной иконы, приобревшей широкий круг поклонников и обогатившей, конечно, своего владельца, является ска­зание о Луке Колоцком. В Колочи, в 15 верстах от Мо­жайска, некто Лука, простой «ратай», «в пещере сый», «на некоем месте, на некоем древе» нашел икону бого­родицы, якобы явившуюся прямо с неба. Икона оказа­лась чудотворною и проявила первое свое действие над «некиим расслабленным», лежавшим в доме Луки. Лука и исцеленный сейчас же разнесли весть о чуде. К иконе со всех сторон стали стекаться больные и недужные, а Луку стали почитать как апостола или пророка. В Мо­жайске его с иконою встретил князь со своими боярами, а в Москве - митрополит с епископами, со всем освящен­ным собором, с князем, с княгинею, боярами и вельможа­ми. С иконою Лука ходил из города в город и нажил ог­ромное состояние, после чего возгордился и «сотворися напрасен и бесстыден». Однако все его грабежи и безо­бразия ему спускали, боясь его, как обладателя чудесной иконы; только под конец жизни он не сдобровал, выведя из терпения можайского князя. Ловчий князя затравил его медведем, а доходной святыней завладел сам князь, построивший для иконы Колоцкий монастырь, где иска­леченный Лука кончил жизнь простым монахом. Этот случай в связи с историей новгородского купца 1611 г. и другими аналогичными примерами показывает, что рус­ские XIII-XVII вв. недалеко ушли от африканских не­гров, которые делают и уничтожают своих богов еже­годно.
МЕСТНЫЕ КУЛЬТЫ
Переходя теперь к характеристике специально фео­дальных черт религии и культа XIII-XV вв., остановим­ся прежде всего на крайней раздробленности культа, со­ответствовавшей раздробленности феодального мира. По­добная раздробленность существует везде в феодальную эпоху, существовала и на Руси. Она начинается с основ­ной феодальной ячейки, домена или феодальной вотчи­ны. Каждый боярский двор был для зависимой от него волости не только центром экономическим, судебным и политическим, но также и религиозным. Никаких сель­ских церквей для общего пользования населения в Ростовско-Суздальской Руси тогда не было, церкви устраи­вались при дворах бояр и князей, иногда одна на двор, иногда две или три, судя по числу святынь. Эти церкви были очень незначительны по размерам - маленькие комнатки в княжеском или боярском доме, рассчитанные на 5-10, много 20 человек, исключительно для домаш­него культа. Лишь в княжеских городах и более крупных боярских усадьбах небольшие церкви ставились рядом с дворцом, соединялись с ним крытым ходом. В княжеские и боярские церкви, конечно, имели доступ только владе­лец с семьей, его служилые люди и приживальщики, а че­лядь и крестьяне не допускались. Но требы на крестьян­ских дворах обслуживались попом господской церкви. Чрез этого попа князь или боярин подводил под свою эксплуатацию религиозную базу. Домашние попы были в полной зависимости от господ, очень часто господин вы­бирал попа из своих холопов и посылал кандидата на выучку в соседний монастырь, где его учили грамоте и службам, а в худшем случае учили «со слуху». Если не находилось подходящего кандидата среди холопов, то владельцы церквей брали священников из огромной мас­сы безместных бродячих попов, ходивших по богатым до­мам в поисках места. Такие попы, поступая к боярину или князю, также попадали в полную зависимость от хо­зяина и становились в один ряд с другими челядинцами - почитался не жрец, а святыня, жрец был только ее профессиональным слугою. Но вместе с тем он был про­фессиональным слугою и в классовом смысле: на господ­ских селах он должен был поддерживать авторитет и власть своего господина, апеллируя не только к его ма­териальным богатствам и силе, но и к авторитетам «не­вещественным», - на барском дворе вместе с хозяевами жили и боги...
Местной святыней, патроном боярской вотчины, была чаще всего родовая икона, изображавшая святого, в честь которого был назван родоначальник данной бояр­ской фамилии. Точно так же и каждый более крупный мир тогдашнего общества - монастырь, княжество или область - имел свое местное божество, своего патрона. В такой роли являлись прежде всего также иконы, кото­рые были в каждом монастыре и в каждой области, чаще всего иконы богоматери: Смоленской, Владимирской, Ка­занской, Федоровской (в Ярославле), Курской, Устюж­ской, Тихвинской и др. Но еще характернее патроны в лице местных святых. Историки канонизации русских святых с грустью замечают, что число святых, почитав­шихся всею церковью до соборов XVI в., было крайне не­значительно, самое большее семь святых из 67, канонизи­рованных в XIII-XVI вв., да и из этих семи святых лишь пять имели несомненно общецерковный характер. Но из последних три, Борис и Глеб и Феодосий Печерский, были унаследованы от Киевской Руси, и культ их имел, конечно, чисто формальное значение, а два других, московские митрополиты Петр и Алексей, были канони­зированы уже в связи с объединительной московской по­литикой. В XIII-XV вв. по общему правилу святой по­читался обыкновенно только в той местности, где родил­ся, жил и создал себе репутацию святого, как гласит любопытное место из рукописного жития Прокопия Ус­тюжского, где перечисляются главнейшие русские обла­сти и города с обозначением местных святых. «И каяждо убо страна и град блажит и славит и похваляет своих чудотворцев». Местный святой - это патрон почитающей его области. Функции святого характернее всего изображаются опять-таки в том же житии Прокопия: «Имеем тя (Прокопия) вси, яко стража и хранителя, и заступни­ка граду нашему, яко никогда убо ты не воздремлеши, ниже опочнеши, но всегда сохраняя отчину твою, великий град Устюг, и окрестные пределы, и веси, и вси живущие ту людие». В соответствии с этим Новгород считался го­родом св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135