Соответственно знамя, под которым выступали для сво­их «операций» банды погромщиков, и нагрудный значок для членов союза совпадали целиком с символами церк­ви: знамя союза представляло из себя церковную хо­ругвь с изображением Георгия Победоносца, а нагруд­ный значок имел форму креста с прикрепленной к его поперечине императорской короной, а к его концу - круглого изображения того же Георгия. Кроме этого, каждый местный отдел союза имел свои хоругви и свои иконы, хранившиеся в промежутках между «операция­ми» в местных соборах или монастырях. Открытие от­делов союза сопровождалось всегда торжественными молебнами, которые служились местными архиереями, - в лице последних церковь давала свое официальное благо­словение союзу и рекомендовала последний своим кли­рикам.
Освятив союз, церковь приняла деятельное участие в его функционировании. Правда, если подсчитать руко­водителей и участников союза из среды клириков, то на первый взгляд покажется, будто правящая верхушка церкви не приняла в союзе близкого участия. Так, в чис­ле учредителей союза значится только один провинци­альный епископ (Митрофан Литовский), а в числе актив­ных членов - всего два-три тоже провинциальных ар­хиерея. Но это лишь обман зрения, своего рода тактиче­ский прием, при помощи которого руководители союза пытались придать ему вид организации, идущей снизу, от «масс». Фактически епископат принимал участие в союзе не только в форме служения торжественных мо­лебнов, но и путем проявления своей власти над подчи­ненным ему клиром. Когда при организации местного отдела союза находились среди местного духовенст­ва противники его учреждения, осмеливавшиеся возра­жать против участия клира в союзе или отказывавшиеся служить перед погромами молебны, местная жандарм­ская власть сейчас же доносила епархиальному епископу о таких «вредных» элементах, и последние обычно сме­щались и посылались в захудалые приходы. Таким об­разом, фактически в орбиту «Союза русского народа» был втянут весь епископат. Приходский клир знал, что мерою участия каждого клирика в союзе будет изме­ряться и его служба в целом.
И представители приходского клира, а также мона­шества шли «работать» в союз совершенно открыто, считая это одною из своих главнейших задач. Своей репутацией «святого», своей проповедью и своим влия­нием на царя верно служил союзу Иоанн Кронштадтский, избранный почетным членом союза, - живой «бог» при­нял участие в погромной борьбе против революции. В составе главного совета союза кроме упомянутых уже архимандрита Евсевия и протоиерея Восторгова был тот же Иоанн и священник Богданович. Во главе мно­гих местных отделов председателями или заместителями председателей стояли архимандриты, священники и диаконы (в Москве председателем был Восторгов, заме­стителем - архимандрит Макарий Гневушев). Базы местных отделов устраивались сплошь и рядом в офици­альных церковных учреждениях. В Москве базой был так называемый епархиальный дом, т. е. дом для съез­дов духовенства московской епархии с библиотекой и общежитием, в провинции - также либо епархиальные дома, либо церковноприходские школы.
Кроме руководства деятельностью союза клирики приняли участие в его «операциях». Наиболее энергич­ными и наглыми погромными агитаторами из членов сою­за были именно клирики. Всероссийскую известность получил на этом поприще иеромонах Илиодор, за ним следовали протоиерей Восторгов, петербургский архи­мандрит Арсений и ряд сибирских, украинских и бело­русских священников. Агитация, конечно, массу русско­го народа в ряды союза привлечь не могла. Рабочие и трудовые крестьяне пошли с 1905 г. окончательно за красным знаменем, а под хоругвь Георгия собрались только наемные бандиты, деклассированные и разоряв­шиеся элементы мелкой городской буржуазии да дере­венские кулаки. И вполне естественно, что, когда кам­панию погромов, скандализировавшую царскую Россию в глазах всего мира, приказано было прекратить, «пуб­личная» деятельность «Союза русского народа» сейчас же заглохла, а закрытая сосредоточилась на выпрашива­нии казенных подачек и на ссорах при их дележе. На почве драки из-за дележа казенных субсидий едва не рас­пался окончательно в 1913 г. московский отдел союза, из которого вынуждены были уйти его главные руководите­ли - Восторгов и Макарий.
Так и в области открытой политической борьбы, во­оруженной и погромной, церковно-религиозные средства оказывались недействительными. Церковный дурман уже не действовал в тех слоях русского общества, ко­торые были наиболее опасными для царского режима; и совершенно безнадежны в этом отношении были ра­бочие. После Гапона выступать и агитировать в рабо­чей среде священники уже не решались, и единственный новый случай этого рода потерпел полное фиаско. Это было в 1912 г., в глухой Сибири, на далекой Лене, на приисках Ленского золотопромышленного товарищества (сокращенно - Эльзото), концентрировавшего в своих руках всю добычу золота в Ленском районе. Формально компания, была русская, но финансировалась английской фирмой «Лена - Гольдфильдс». Там, на Лене, священ­ники выступали в роли защитников прибылей уже не только российского, но и международного капитала.
Пользуясь своей монополией и отдаленностью при­исков от населенных мест Сибири, Эльзото довело на приисках эксплуатацию рабочих до самых чудовищных и неслыханных даже в царской России размеров. При нищенской заработной плате нарушались все более чем скромные правила об охране труда, завоеванные тяж­кой борьбой рабочих в 90-х и 900-х годах. Вместо 11 часов рабочий день продолжался 13 часов, а с ходьбой на ра­боту и с работы - до 17 часов; семьи рабочих допуска­лись на прииски при условии, что их члены не будут отказываться от работы, и администрация заставляла детей-подростков работать за 50 коп. в день, а женщинам работа давалась только в том случае, если они уступа­ли грязной похоти мастеров. Никаких мер по охране здоровья рабочих ни на приисках, ни в поселках не со­блюдалось. На приисках не производился водоотлив, и рабочим приходилось работать сплошь и рядом часами по колено в воде, а казармы рабочих, по свидетельству фабричного инспектора, находились в таком состоянии, что угрожали «не только здоровью, но и жизни рабочих» и «подлежали уничтожению». В довершение всего Эльзото еще имело наглость возвращать обратно в свою кассу часть зарплаты путем жульнического способа снабже­ния рабочих. Оно открыло на приисках заводские лавки и не допускало других; монополизировав таким образом торговлю, оно отпускало рабочим продукты по ценам на 10-15% выше обычных тамошних цен, и при этом гнилые и тухлые. По официальному свидетельству, на приисках около поселков образовались целые свалки таких продуктов, выбрасывавшихся рабочими. В результате, по свидетельству иркутского губернатора Бантыша, Эльзото «в продолжении долгих лет заведомо вычерки­вает из жизни целые поколения людей...».
Но зато на приисках была выстроена церковь, и к ней были приставлены два священника, конечно, не столько ради «спасения душ» рабочих, сколько ради удержания их в должном послушании богу и начальству, ибо, будучи свидетелями этого «вычеркивания целых поколений из жизни», ни один из приисковых священ­ников ни разу не поднял голоса в защиту своей паствы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135