факты и анекдоты, один другого пи­кантнее и скандальнее, собирались и смаковались в по­повской среде. Столь же дурной славой и всеобщей не­навистью пользовались среди приходского клира и орга­ны епископского управления и суда, знаменитые духов­ные консистории, где без взятки нельзя было ступить ни шагу, где оправдывали за деньги, где торговали прихо­дами, как каким-нибудь ходким товаром, где на брако­разводных процессах чиновники строили себе каменные дома. Особенно обострилась вражда приходского духо­венства к епископату со времени реформы духовного со­словия и заключения приходов в твердые штаты. Эти ре­формы, больно ударявшие по приходскому клиру, прово­дились епископами без всяких церемоний и иной раз с подчеркнутой жестокостью. На них надо остановиться несколько подробнее.
Как мы видели, наследственное духовное сословие с системой кормления и наследования мест цепко держа­лось на почве крепостного строя, и пока этот последний существовал, все попытки правительства покончить с этим архаическим явлением были тщетны. Только после крушения крепостного права вопрос о духовном сосло­вии мог быть поставлен и разрешен с надлежащей пол­нотою. В 60-х годах XIX в. существование обособленно­го духовного сословия сразу стало уже уродливым пе­режитком, совершенно не вязавшимся с теми полубур­жуазными формами, в которые вдвигается русская жизнь с этого времени. И объективные требования буржуазной «свободы конкуренции», и специфические потребности фиска и военного ведомства толкали правительство на уничтожение старой системы. В конце 60-х годов и последовал ряд мер, покончивших со старой системой и завершивших бюрократизацию государственной церкви. Законом 22 мая 1867 г., прошедшим через Государствен­ный совет, было постановлено: при определении на цер­ковные должности не считать родство с умершими или уволенными клириками преимуществом одного кандида­та перед другими; не допускать зачисления церковных мест за дочерьми или родственниками занимавших это место и не признавать действительными обязательства поступающих на места клириков выдавать часть дохода своим предместникам или их семействам. Этот указ под­нял целую бурю среди духовенства, так как лишал кро­ва и хлеба огромное число клириков, не имевших мест и в то же время не имевших права выхода из сословия. Логическим развитием закона 1867 г. явился поэтому указ 11 июля 1869 г., также прошедший через Государ­ственный совет; указ отчислил из духовного звания всех детей духовных лиц, церковных сторожей и звонарей и предоставил детям духовных лиц полную свободу вы­бора профессии и поступления на государственную слу­жбу. Внимая воплям приходского клира, синод пытался облегчить переход к новому порядку такими мерами, как принятие сирот в духовно-учебные заведения на казен­ный счет, назначение просвирнями вдов клириков; сино­ду удалось также выхлопотать казенные пенсии заштат­ным священникам за 35 лет службы и их вдовам, правда в мизерном размере (90 руб. священнику, 65 руб. вдове с детьми и 55 руб. без детей в год). Эти меры, конечно, не успокоили духовенство, которое сейчас же стало засы­пать архиереев просьбами об исключениях из общего правила; синод предписал оставлять все такие просьбы без последствий. Однако старая система не могла очень скоро исчезнуть из практики, и долго еще бывали пере­дачи прихода сыну или дочери, но это делалось по особенному ходатайству в виде особой милости духов­ного начальства. Фактически же и формально архиерей стал замещать все церковные должности по своему ус­мотрению, не считаясь ни с какими обычаями и род­ством.
Только после указов 1867 и 1869 гг. могло быть прове­дено также и заключение церкви в штаты, о чем думал еще Петр I, В течение нескольких лет комиссии под председательством местных архиереев произвели полный «передел» приходов во всех епархиях. Множество мел­ких приходов было закрыто и соединено вместе в более крупные; при этом часть церквей приписывалась к глав­ным церквам приходов, а часть совсем закрывалась и за­печатывалась, и вид архиерея, самолично проделывав­шего эту операцию, не мог не возбуждать в клириках, кормившихся с закрываемых церквей, чувства ненависти и негодования. В связи с сокращением приходов также были точно определены штаты клириков каждого при­хода, т. е. число священников, диаконов и псаломщиков. На место прежнего семейного обычая стала мертвая буква архиерейских указов и консисторских постановле­ний. Своей высшей точки развития бюрократизация цер­кви достигла при обер-прокуроре К. П. Победоносцеве, роль которого в истории царствования двух последних Романовых достаточно известна. Как юрист, он, конеч­но, прекрасно сознавал, что такое устройство еще менее канонично, чем система кормления. «Государство, в сущ­ности, только держит за собою это право (выбора епи­скопов и пастырей), но оно не ему принадлежит», - го­ворит он; «оно принадлежит клиру и народу по праву историческому и апостольскому; но возвращение этого права кому следует зависит от государства, властвующе­го в церкви». Более откровенной и прямой оценки право­вого положения церкви во второй половине XIX в. мы не найдем нигде в другом месте.
Потеряв формально характер духовного сословия, приходский клир фактически все же остался, по преи­муществу, наследственным. Священники из дворян, куп­цов и крестьян появлялись одиночками; духовно-учебные заведения по-прежнему заполнялись сыновьями клири­ков, и если лучшие семинаристы стремились попасть в университет, на светскую дорогу, одолевая такое трудное препятствие, как придирчивый экзамен за курс гимна­зии, то худшие по способностям или инертные по харак­теру шли по проторенной дорожке отцовской профессии. Этот последний факт, что в клирики с каждым годом шла все более слабая часть семинаристов, факт, с го­речью признававшийся и самим духовенством и искрен­ними ревнителями церкви, был особенно ярким показа­телем кризиса церкви. И действительно, в быту духовен­ства сыновья клириков не видали ничего такого, что мог­ло бы питать присущий молодежи идеализм и воодушев­лять их на достижение того положения, какое занимали их отцы,- столь неприглядна была картина этого быта и на селе, и в городе.
В сельском быту священник стонал под ярмом крестьянской работы, зачастую обрабатывал свой надел с тою же страдою и с теми же мизерными результатами, как и его прихожанин крестьянин. Ярмо земледельче­ской страды сопровождалось вечной гоньбой за медным крестьянским пятаком, постоянным заискиванием перед помещиком, становым и деревенским кулаком, страхом перед благочинным и горькими слезами о тех грошах, какие приходилось отдавать в бездонный архиерейский карман. При таких условиях совершение культа стано­вилось для сельского клира попросту формальной служ­бой, а прихожанин был прежде всего платящим клиен­том, вынужденным обращаться к священнику в опреде­ленных случаях: для крестин, венчания, похорон, молеб­нов от засухи и от ненастья и т. п. За свои услуги многие сельские священники устанавливали таксу, с которой иногда делали скидку, но тогда и в службе делали соот­ветствующие сокращения. Так, некоторые священники только при условии полной оплаты хоронили с соблюде­нием всех местных обычаев, а при венчании «со скид­кой» обводили вокруг налоя не три, а один раз;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135