право князя основывалось на том, что он считал себя обладателем dominium directum (права прямого владения) над всеми землями его кня­жества. В силу этого князь также получал с епископа не­которую условную ежегодную «дань» и мог согнать с ка­федры любого неугодного ему архиерея.
Еще ярче феодальные черты выступают в положении мелких церковных миров, монастырей и церквей. Они, как уже сказано, находились в ленной зависимости от князей и бояр, а в Новгородской области - от веча. Эта зависимость обусловливалась пожалованием монастырям или церквам земель от князя, боярина или веча. Как об­ладатели dominium directum князь, боярин или вече счи­тали себя вправе распоряжаться церковными и мона­стырскими землями, т. е. передавать их от одного цер­ковного установления другому, а также пользоваться доходами и имуществами монастыря или церкви. Этим правом объясняется, почему церкви и монастыри, перехо­дя под власть нового князя, просили его «подписать» жалованную грамоту, данную прежними князьями. В этом отношении характерно также еще и другое явление: когда стала усиливаться Москва, монастыри, находив­шиеся в зависимости от удельных князей, стали перехо­дить «под державу» московского князя, но при этом со­блюдалось непременно условие, чтобы земли и села мона­стырские по-прежнему оставались под властью местных князей и тянули им установленные подати и повинности (классический пример - переход в 1506 г. Волоколам­ского монастыря от волоколамского князя под державу московского государя). Из верховного права князей над монастырями и церквами вытекало княжеское право по­ставлять игуменов и священников, осуществлявшееся посредством представления митрополиту кандидатов для посвящения, отсюда же вытекало право князя на поборы с подвластных ему монастырей и церквей. В удельной Руси еще меньше, чем в феодальной Европе, были уста­новлены размеры и случаи таких поборов, все зависело от личного характера монастырского сеньера. Обычно эти поборы ограничивались требованием материальной по­мощи в исключительных случаях и расходами по госте­приимству князя и его свиты; но в теории это право ничем не было ограничено. Фраза Новгородского епископа Се­рапиона: «Я волен в своем чернеце, а князь Федор волен в своем монастыре, хочет - грабит, хочет - жалует» - как нельзя лучше выражает феодальную природу мона­стырского соподчинения и неограниченное право князя на поборы с его монастырей. Заметим, впрочем, что этот самый князь, Федор Волоколамский, от грабительства которого Иосиф Волоцкий спасся под державу москов­ского князя, был, кажется, единственным князем в своем роде. За такую зависимость монастыри, однако, пользо­вались, помимо огромных доходов со своих владений полным иммунитетом во внутренних делах. Главное зна­чение имел, конечно, судебный иммунитет, так как суд был в то время одной из самых доходных статей. «Беседа Валаамских чудотворцев» считает ненормальным, что «иноки владеют волостями, судят мир, мирскими слеза­ми кормятся, приставов держат»; но иноки делали это на полном законном основании, «а волостели мои в околи­цу его (игумена) не въезжают» - вот стереотипная фраза всех княжеских жалованных грамот монастырям. Под­робнее всего содержание монастырского иммунитета излагается в жалованной грамоте белозерского князя Кирилло-Белозерскому монастырю. Людям игумена Ки­рилла, говорит белозерский князь, «ненадобе моя дань, ни иная никоторая пошлина... волостели мои к тем людям не всылают ни по что, не судят... а тех людей ведает и судит игумен Кирилло сам». Тут игумену формально пре­доставляется не только право юрисдикции, но и право сбора налогов и пошлин в свою пользу, так как на тог­дашнем языке слово управлять значило не что иное, как собирать дань.
Огромное большинство игуменов и епископов находи­лось в феодальном подчинении у князей, но нельзя ска­зать, чтобы у нас совершенно не было духовных сеньеров. Такими сеньерами были новгородский владыка и москов­ский митрополит. Формально последний был главою первого, но фактически зависимость новгородского вла­дыки от московского митрополита была построена на фе­одальном обычае и почти не затрагивала суверенных прав «господина великого Новгорода» и владетельных прав самого владыки. Кандидат на архиепископскую ка­федру избирался и утверждался в Новгороде, митрополит не имел права отвода и только посвящал избранного кандидата, получая за это установленную пошлину. Раз в четыре года митрополит появлялся на месяц в Новгоро­де, чтобы осуществить свое право верховного суда, тут новгородским церковникам приходилось тратиться - «тяжко же бысть владыце и монастырем кормом и дары»; иногда митрополит вызывал архиепископа в Москву «по святительским делам», интересуясь опять-таки матери­альной стороной этих «дел». Вмешательства, а тем более руководства церковными делами Новгорода со стороны Москвы не могло быть и не было никакого вплоть до подчинения Новгорода; даже и существовавшие связи нов­городцы пытались порвать. В 1384 г., воспользовавшись церковными неурядицами в Москве, когда на митрополи­чьей кафедре сразу оказались три митрополита, спо­рившие друг с другом за власть, вече постановило не обращаться по церковным делам в Москву, не давать митрополиту месячного суда в Новгороде и облечь нов­городского владыку всей полнотой церковной власти, а когда митрополит Пимен все же вздумал по обычаю заехать в Новгород, новгородцы встретили его с подо­бающими почестями, но в суде и пошлинах отказали наотрез. Только через десять лет прерогативы москов­ского митрополита были восстановлены после военного вмешательства московского князя. Если отвлечься от этих слабых связей с Москвой и оценивать положение новгородского владыки, исходя из материальной базы последнего и из совокупности его сеньериальных прав в его владениях, то мы должны признать, что нов­городский владыка в сравнении с московским митро­политом был, как сеньер, сильнее во многих отноше­ниях. В его распоряжении находились огромные земли и другие доходные статьи, управление которыми было построено по бенефициальной системе. Оно осуществ­лялось при помощи целого ряда служилых людей, носив­ших название софиян, или мирского воинства вла­дыки, или владычных дворян. Софияне разделялись на разряды в порядке иерархической лестницы и сооб­разно со своим положением занимали те или другие должности, связанные с различными кормлениями: одни занимали должности при дворе владыки в качестве столь­ников, чашников и т. д., другие посылались для управле­ния и суда в земли, подчиненные новгородскому архиепископу. Новгородский владыка, подобно его западноевропейским. собратьям, был обладателем не только меча духовного. Находясь в подчинении у «господина великого Новгорода», новгородский владыка в некоторых случаях был обязан выставлять со своих земель особый полк, так называемый владычный стяг. Воевода, командовавший этим полком, обязан был действовать во всем согласно с приказаниями владыки, который по своему положению не мог лично командовать этим полком. На этой почве иногда происходили недоразумения между владычным воеводой и другими командирами новгородского ополче­ния. Даже после присоединения Новгорода к Москве нов­городский архиепископ некоторое время оставался все тем же могучим сеньером, облеченным и военными функ­циями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135