Оправдался страх и са­мого Феофилакта: он был осужден по другому делу, якобы за подстрекательство к составлению пасквиля на Феофана Прокоповича и синод, и поплатился лише­нием сана, расстрижением и заключением в Выборг­скую крепость. Терроризированный епископат в стрем­лении доказать свои верноподданнические чувства до­ходил до того, что стал носить панагии с изображени­ем вместо богородицы самой Анны в обычном деколь­тированном виде; но и это «кощунство» не помогало. Со времени Елизаветы духовенству в этом отношении стало легче, но и при ней и при Екатерине светская власть строго следила за соблюдением всех царских молебнов и панихид, виновным в упущениях грозило лишение епархии или прихода.
Мы видим, как легко было навлечь на себя любому клирику подозрение в неблагонадежности. Но тем же клирикам вменялось в обязанность нести полицейские функции, доносить о «бунтах и крамолах», если тако­вые ими будут открыты на исповеди. Эта антиномия легко объясняется неустойчивой, переменчивой истори­ей трона в XVIII в. Царствующие лица и правительст­ва сменялись, как в калейдоскопе, вместе со сменой об­щественных групп, занимавших господствующее поло­жение в России. При таком положении легко развива­ется болезненная подозрительность, боязнь заговоров, недоверие к собственным послушным и на деле верным агентам. Только к концу XVIII в., когда шатания трона прекратились и вошло уже в привычку соблюдение официальных табельных богослужений, ослабляется бдительный надзор за ними правительства. В XIX в. царские дни для клира уже чисто официальные и не­важные праздники. Кроме кафедральных соборов, куда на богослужение собирались все официальные лица данного города, во всех остальных церквах службы в табельные дни правились по-будничному, при умень­шенном освещении, без певчих и без молящихся, ран­ним утром. Но и значение этих официальных дней в XIX в. стало уже не то, что прежде. В XVIII в. празд­нование табельных дней было одним из средств насаж­дения верноподданнических чувств, в XIX в. оно посте­пенно сделалось официальной данью придворному этикету, праздником почти исключительно официальных учреждений.
Требуя от церкви, чтобы она насаждала вернопод­даннические чувства посредством культа, правительст­во не отказывалось и от того, чтобы церковь насажда­ла верноподданнические чувства поучением. Мы уже видели, что этого требует от архиереев Духовный Рег­ламент; синод даже составил образцовое слово «о по­каянии и обязанностях всех», которое архиереи обяза­ны были произносить при объезде епархий. Но, конеч­но, только такого рода поучений было недостаточно, и провинциальному епископату в области проповедниче­ства стал давать образцы и уроки синодальный епи­скопат. Особенно на этом поприще отличался Феофан Прокопович, произносивший по очереди панегирики Петру, Екатерине I, потом таким противоположным полюсам, как Петр II и Анна. При Петре Феофан гро­мил с церковной кафедры «цареборцев» - царевича Алексея и его партию, во время болезни Петра в 1721 г. сочинил витиеватый «канон молитвенный о многолет­нем здравии государя».
Когда вступила на престол Екатерина I и появи­лись анонимные «крамольные письма» против новой императрицы, Феофан сочинил на их авторов церков­ное проклятие. Анну он приветствовал в специально составленном каноне как особую посланницу божест­ва: «Ты и ныне... владыко, находящия на нас печали и бедствия прогнали еси, возвед на российский престол верную рабу твою... Анну - благодарственно превоз­носим щедроты твоя»; а в проповедях он называл ее «богом венчанная глава», получившая власть и силу «от самого царя славы». Что «богом венчанная глава» меньше всего думала о «царе славы», когда рвала «пункты» верховников и пьянствовала потом с Бироном, это нисколько не смущало Феофана, так же как не смущала его и открыто враждебная церкви полити­ка аннинского правительства. За Феофаном тянулись другие архиереи, в Петербурге, Москве и провинции, наперерыв воспевавшие Елизавету, Петра III, а за ним без всяких оговорок Екатерину II, потом Павла и за­тем его убийцу Александра I, и так далее, до самого конца Романовых.
В течение почти всего XVIII в. правительство до­вольствовалось этими архиерейскими поучениями. Но появление среди крестьянства «крамолы» в виде пугачевского восстания, а затем спорадических крестьян­ских бунтов показало правительству, что такая форма политической службы церкви недостаточна. Когда на­чалось пугачевское восстание, некоторые клирики, правда, ревностно принялись за исполнение шпион­ских обязанностей, беря на себя функции «секретных смотрителей». Они собирали сведения о настроениях среди прихожан - заводских крестьян и казаков, о движениях пугачевских отрядов. Один пономарь с Очерского завода после занятия завода пугачевцами ухитрялся даже посылать оттуда «сводки» о положе­нии дел в неприятельском стане. Но «паства» - завод­ские крестьяне, казаки, новокрещеные «инородцы» и помещичьи крестьяне - оказались на стороне Пугаче­ва, и, к великому негодованию светских и духовных властей, с ней вместе пошли и некоторые клирики. До­кументы упоминают попов (одного «расстригу»), рас­пространявших манифест Пугачева и агитировавших за него. Нередко были случаи, когда заводские свя­щенники во главе прихожан встречали пугачевцев с крестом, хлебом и солью. Один священник с Рождест­венского завода редактировал приговор о признании Пугачева и о подданстве ему и скрепил приговор своей подписью за весь мирской сход. Слабым оказался и го­родской клир: в Самаре, Саратове и других местах священники «по принуждению должны были приво­дить обывателей к присяге «Петру III» и служить мо­лебны о здравии его и о победе его воинства. Эти явле­ния, повторявшиеся иногда и во время спорадических крестьянских бунтов в конце XVIII в., заставили пра­вительство обратить внимание на укрепление полити­ческой службы приходского духовенства.
Первые меры в этом направлении были приняты при императоре Павле, который простодушно полагал, что крестьянские восстания в значительной мере объясня­ются недостатком церковного поучения и «невежеством духовного чина». Указ Павла напоминал клирикам, «что небрежение их о словесном стаде, им вверенном, как в мире сем взыщется начальством их, так и в будущем веке должны будут дать ответ пред страшным судом божиим во вреде, от небрежения их произойти могущем». Одновременно синоду было предписано «особо озабо­титься», чтобы в «священный сан поступали люди на­дежные», которые «и учением и примером собственным утверждали бы духовных чад своих в спокойствии, послушании и добрых поступках». Исполняя волю прави­тельства, синод со своей стороны предложил архиереям давать награды и переводить на лучшие места тех свя­щенников, которые «свойственными пастырю средствами крестьян (от возмущения) удержат и приведут в по­слушание установленной власти». «Крамола», однако, не прекращалась, церковная обработка крестьян не да­вала и не могла дать никаких результатов, но церковь в критические моменты всегда была готова всяческими мерами содействовать правительству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135