Церковным учреждениям пришлось поступиться своими иммунитетами и подчи­ниться некоторым ограничениям в землевладении. При­знав верховное право суда московского государя, осифляне тем самым отказывались от судебных привилегий. Первый официальный акт, касающийся монастырского и епископского иммунитета, относится к 1550 г. Он требу­ет, чтобы новые подгородные слободы, образующиеся во­круг архиерейских резиденций и монастырей, тянули тяг­ло и «с судом» вместе с городскими людьми, т. е. в об­щегосударственном порядке. Старые слободы тянут тягло по-старому, но их рост закрепляется в известных преде­лах. Стоглав в следующем, 1551 г. по предложению царя пересмотрел прежние меры по ограничению монастыр­ского землевладения, почти не применявшиеся на прак­тике, и издал новые правила на этот счет. Основанием для монастырского землевладения была признана един­ственно функция монастырей как молитвенников за умер­ших. Поэтому все земли, черные и поместные, попавшие в руки монастырей за долги или неправильно записанные за монастырями, должны были немедленно быть возвра­щены прежним владельцам; вотчины, отданные «по ду­шам» до приговора, остаются за монастырями, впредь же дача вотчин «по душе» подчиняется контролю москов­ского государя, и без его согласия никакая часть вотчин­ной земли не может быть отдана монастырям. Правда, для обеспечения тех владений, какие оставались у церк­ви, собор провозгласил их неотчуждаемость и наперед проклял тех «царей и вельмож», которые вздумают оби­деть божии церкви. Но эти постановления имели уже чи­сто академическое значение.
ЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ КУЛЬТОВ И ЦЕРКОВНОГО УПРАВЛЕНИЯ
Так церковь вдвинулась в орбиту новых социально-политических отношений, вовремя стряхнув с себя гири феодализма, тянувшие ее к гибели. Однако урегулирова­нием экономической базы дело не кончилось. Порвав с удельным феодализмом и перейдя в подчинение москов­ской «державе», церковь должна была провести центра­лизацию в культах и организации. Централизацию нача­ли проводить уже московские князья путем отдельных мер, принимавшихся в процессе борьбы с удельным фео­дализмом; эти меры, однако, шли по одной систематиче­ской линии.
По отношению к культам проводившаяся линия за­ключалась в том, что культ местных святынь после при­соединения удела или области к Москве не уничтожался, но переносился в Москву; местную святыню князья стре­мились превратить в общемосковскую. Своим собствен­ным распоряжением князья могли сделать это лишь по отношению к местным иконам, которые переносились в Москву и ставились в иконостас Успенского собора. Так переместились в Москву икона богоматери и икона Дмит­рия Солунского из владимирских соборов, после того как этот великокняжеский город был завоеван Москвой и пе­рестал быть резиденцией великого князя; далее, икона спасителя из покоренного Новгорода, икона богоматери из Пскова и такая же икона из Смоленска. Перенесение икон основывалось на вере, что иконы, перенесенные из покоренных областей и городов, перестают покровитель­ствовать прежней своей области, но оказывают покро­вительство уже только Москве, становясь своего рода «подручными» святынями московских святынь; они сво­дились с самостоятельных престолов одновременно со сведением с престолов их князей. Так Успенский собор или, точнее, его иконостас постепенно становился пантео­ном Северо-Восточной Руси.
Но кроме икон были еще местные патроны в лице местных святых. Приходилось или запретить их культы, или санкционировать их в качестве московских святых. Конечно, был избран последний путь. Но тут московский князь уже не мог действовать только своими княжески­ми распоряжениями, нужна была санкция церкви. Царь Иван Грозный, ко времени которого политическая цент­рализация в общем была уже закончена, нашел себе в этом деле ревностного помощника в лице митрополита Макария, ярого осифлянина, который первое время был преемником Иосифа на игуменской кафедре в Волоко­ламском монастыре. В сотрудничестве с царем Макарий созвал два собора, 1547 и 1549 гг., на которых была про­изведена канонизация в качестве общемосковских не ме­нее 30 наиболее крупных местных святых. Отбор произ­водился официально на основании сведений о чудесах, якобы совершавшихся святыми, но так как все местные святые якобы совершали чудеса, то царь дал директиву произвести в ранг общегосударственных святых только тех, которые были «богом прославляемы многими и неиз­реченными чудесы». И замечательным образом, по пред­варительным спискам, составленным царем и Макарием и утвержденным затем на соборах, такими святыми ока­зались святые не из удельных князей, которые, как мы видели в предшествующей главе, возглавляли собою ме­стные пантеоны, а святые из местных епископов и мона­хов. Князей попало только два - Александр Невский, ко­торого нельзя было не канонизировать ввиду его попу­лярности, и новгородский князь Всеволод-Гавриил, вы­гнанный в 1138 г. вечем из Новгорода. Характерно, что и Александр был новгородским князем, так что из соб­ственно удельных князей в списки не попал никто. Эти новые общегосударственные святые были присоединены к четырем прежним московским «чудотворцам» - митро­политам Петру, Алексею и Ионе и основателю Троицкой лавры Сергию. До конца XVI в. были канонизированы еще 25 святых, также почти исключительно из клириков, в том числе Иосиф Волоцкий. Таким образом, новый об­щерусский пантеон составился из «молитвенников» во главе с московскими «молитвенниками». Удельные кня­зья, как и следовало ожидать, были лишены не только земных, но и небесных престолов. Союз государства и церкви был демонстрирован этой канонизацией самым ярким образом. Вместе с тем московская церковь, кото­рая в XVI в. стала считать себя преемницей византий­ского православия, с гордостью могла заявить, что не уступает в «славе» своей греческой предшественнице.
Централизация церковного управления была также уже завершенной в эпоху соборов середины XVI в. Са­мый факт функционирования соборов для разрешения общецерковных дел является ярким свидетельством про­исшедшей перемены. Но мы жестоко ошиблись бы, если бы в соборном начале стали искать сущности новой церковной организации. Напротив, соборы были лишь шир­мой, которой прикрывалось установление в церкви еди­ноначалия, и притом единоначалия московского госу­даря. Оно сложилось постепенно в течение XV и нача­ла XVI в.
В процессе его образования обе стороны - и новое дворянское государство, и капиталистическая церковь - шли навстречу друг другу, видели друг в друге естественных союзников.
Мы уже упоминали, что поворотным пунктом про­цесса была борьба за церковное землевладение. Но если бы этой борьбы не было, если бы дворянское госу­дарство сразу ухватилось за боярские земли, все же сращение дворянского государства и церкви неминуе­мо должно было бы произойти. Мы уже не раз подчер­кивали, что церковные учреждения в XV-XVI вв. ста­ли крупными коммерческими предприятиями. На цер­ковных землях крепостной труд, источник товарной сельскохозяйственной продукции, стал применяться на полтора века раньше, чем на помещичьих землях, ко­торые к тому же были мельче церковных. Северные монастыри торговали кроме хлеба также пушным и рыбным товаром и солью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135