Первая задача была разре­шена быстро, ибо тут у старообрядцев был уже готовый образец в виде проекта Рязанова. Распорядительным ор­ганом остались, как и прежде, съезды делегатов от старо­обрядческих общин, ведавшие всей административной и хозяйственной частью; сверх того стали созываться «ос­вященные соборы» из клириков для разрешения только специальных вопросов вероучения и культа, но и в них принимали участие выборные от мирян. Текущие дела были поручены духовному совету, состоявшему из архи­ереев и избранных священников; этот совет всецело за­висел от старообрядческих съездов и был послушным ору­дием в руках московских капиталистов. Старообрядцы с гордостью говорили, что их организация вполне согласу­ется с канонами, по которым участие в церковных делах предоставляется не только клиру, но и мирянам, в то вре­мя как официальная церковь отклонилась от канонов и стала «цезареанистской». Но в действительности кано­ническая правильность старообрядческой организации была, конечно, под большим сомнением. По существу же старообрядческая церковь, несомненно, отличалась от си­нодальной тем, что она основывалась на свободном всту­плении в нее членов и явилась организацией враждебной крепостному строю силы капитала, в то время как синодс­кая церковь была принудительной организацией, слу­жившей крепостническому реакционному государству.
Вторая задача была много сложнее. Мы видели, что раскол в XVII в. носил догматический характер: маги­ческие формулы культа были для человека XVII в. дог­мой, и, когда Никон заменил старые формулы новыми, он действительно переменил старую веру на новую веру. Двести лет спустя настроение переменилось. Традиция и мученичество освятили старые книги и старые формулы; они стали чем-то родным, с чем сжилось сердце старооб­рядца и что стало знаменем его веры. Но вместе с тем ре­лигиозное сознание не могло остаться на прежней аними­стически-фетишистской основе, хотя пережитки ее держа­лись цепко и стойко. То, что было непререкаемой истиной для московского лавочника или ремесленника XVII в., не выезжавшего за пределы окрестностей Москвы и бив­шегося в тщетной борьбе с треклятыми англичанами, для капиталиста XIX в. казалось суеверием и празднословием. Несмотря на всю живучесть некоторых элементов старого мировоззрения, сквозь толщу таганских и рогожских стен и кафтанов понемногу просачивалась мысль, что, по су­ществу, догматы старообрядчества те же, что и догматы синодской церкви. Несмотря на редакционные разночте­ния, у них одно и тоже писание, один и тот же основа­тель; разница между ними касается только обрядности и точек зрения на отношение церкви к государству. Мы зна­ем, что центр тяжести различия лежал только в этом по­следнем пункте, зависевшем от различного социального состава той и другой церкви. Работа по разрешению во­проса о содержании веры и отношении к синодской церк­ви и к другим старообрядческим толкам затянулась, и только 24 февраля 1862 г. появилось знаменитое «Окру­жное послание единыя, святыя, соборныя, древлеправо-славно-кафолическия церкви». Оно было составлено пер­воначально мирянином Ксеновым и затем санкционирова­но духовным советом. Этот документ был напечатан и разошелся не менее как в 800 000 экземпляров - цифра, которая гораздо лучше свидетельствует о численности по­повщины в 70-х годах, чем официальная статистика: со­гласно последней, по переписи 1897 г., в России было якобы только 447 000 поповцев...
«Окружное послание» прежде всего окончательно и торжественно порывает со старой старообрядческой иде­ологией XVII в. Оно предает анафеме десять «тетрадей», наиболее распространенных в раскольничьей массе, в ко­торых обосновывалась вся эсхатология конца XVI - на­чала XVIII в., цари и патриархи провозглашались анти­христами или антихристовыми слугами, а церковь и свя­щенство - прекратившимися. Эта эсхатология уже дав­но потеряла всякое значение в глазах буржуазных верхов поповщины; теперь устами «освященного собора» всей пастве, пасомой из Рогожского кладбища, объявлялось, что вся эта эсхатология кощунственна и богопротивна, император есть лицо боговенчанное и богохранимое, а церковь будет существовать вечно, ибо врата адовы ее не одолеют. Эта истинная церковь есть старообрядческая церковь; православная синодская церковь тоже не ерети­ческая, ибо она верует в того же самого бога и Иисуса Христа, служит им правильным культом, имеет таинства и святыни, хотя и отличающиеся по внешности от старо­обрядческих. Ее грех не в обрядовых различиях, а в от­ношении ее к старообрядцам. Никон изменил древнецерковные предания, освященные именами патриархов Иова, Гермогена, Филарета, Иоасафа и Иосифа, и насильствен­но заставлял служить новым чином; собор же 1667 г. за­крепил его дело, произнеся клятву и анафему на святое имя Иисуса и двуперстное сложение, и с тех пор офици­альная церковь не перестает мучить и гнать старообряд­цев, не виновных ни в какой ереси, а только в преданно­сти старым обрядам. В этом-то и заключается «важная и богословная вина» отделения старообрядческой церкви от синодальной. Антихрист же, вспоминает опять «Окру­жное послание», еще не пришел, а когда придет, то, по писанию, будет из рода еврейского, из колена Данова, ро­дится от блуда; о дне и часе его пришествия, страшного суда и кончины мира никто не знает, кроме самого Иисуса Христа. Таким образом, «Окружное послание» твердо и решительно определяло вероисповедную и социальную по­зицию поповщинской церкви. Феодальной церкви буржу­азная церковь говорила, что, пока феодальное государ­ство борется с буржуазией, между обеими церквами не может быть примирения. Эксплуатируемой массе она ука­зывала, наоборот, на вершину враждебной ей пирамиды и учила почитать ее и бояться ее. Так фарисейская бур­жуазия общины второго храма, с брезгливостью сторо­нившаяся языческого Рима, говорила стонавшему под нею гам гаарецу (народу земли): «Молись о благополучии правительства; ибо если бы не страх перед ним, то один другого пожрал бы живьем».
Однако «Окружное послание» не сразу достигло цели; вместо того оно сначала внесло в старообрядческую цер­ковь жестокие раздоры, продолжавшиеся почти в течение трех десятилетий. В борьбе, разгоревшейся вокруг «Ок­ружного послания», сказались двоякого рода противо­положности: двойственность социального состава попов­щинской церкви и соперничество гуслицкого капитала с московским. Для серой массы, эксплуатировавшейся бур­жуазными верхами поповщины, все еще не потеряли значения мотивы антихристологии: императорское правительство, которое объявлялось в «Окружном послании» богохранимым и богоустановленным, по-прежнему было для нее Левиафаном, хуже всякого антихриста. Эта не­примиримая позиция была выдвинута прежде всего ни­зами клинцовских и гуслицких раскольников. Протест последних был сейчас же использован гуслицкими капи­талистами, понявшими, какую огромную выгоду они мо­гут для себя извлечь из зарождающейся смуты, если пра­вильно учтут ее значение. Гуслицкие капиталисты и яви­лись руководителями долгой и жестокой борьбы против «Окружного послания» и вместе с тем против московских капиталистов. Как раз в это время первый московский епископ, Софроний, был низложен с кафедры за разные неблаговидные поступки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135