В торговле последней Соло­вецкий и Кирилло-Белозерский монастыри занимали командующее положение на рынке. Ростовщические операции монастырей и церквей также обнаруживают быстрый рост (например, в числе пяти кредиторов верейского князя Михаила, умершего в 1486 г., четыре самых крупных были монастыри и монахи). Совершен­но ясно, что церковные миры силою хозяйственного развития толкались к объединению, что та же сила за­ставляла их быть сторонниками сильной центральной власти. Если прежде господствовала теория, что, если не будет в монастырях постриженников из бояр и кня­зей - не будет и монастырей, то теперь на смену ей властно стучалась другая. Князья и бояре исчезали, но база была уже не в них, а в крепостном труде кресть­ян, которых нужно было держать в повиновении, в го­родских рынках, где можно было спокойно и безопасно реализовать товар, и в суде и расправе, при помощи которых можно было защищать имущественные интересы и губить противников. Смуты, затевавшиеся боя­рами, были церкви только вредны. Напротив, насади­тель тишины и порядка - московский князь был же­ланным и дорогим попечителем и другом. И, как мы уже говорили, Иосиф Волоцкий первый со свойствен­ной ему прямотой формулировал новую теорию об ос­новании, на котором зиждется церковь, - это самодер­жец и государь всея Руси, наместник самого бога, под судом, властью и попечением которого находится вся русская земля, включая и «церковное и монастырское». Тут еще нет и в помине тех теократических тенденций, которые возникли в XVII в. и выразились в формуле «священство выше царства». Напротив, в периоде пер­воначального накопления церковь не занимается таки­ми спекуляциями и не спорит о сравнительном досто­инстве великокняжеской и митрополичьей власти. В эту эпоху ее интересы совпадают с интересами дворян­ского государства, и московский владыка охотно ста­новится лишь великокняжеским министром по церков­ным делам.
Формальное провозглашение главенства московско­го государя в церкви произошло в связи с разрывом зависимости московской церкви от константинополь­ского патриарха. Пока существовали удельные княже­ства, а Москва была еще слабым подростком, эту зави­симость московские князья терпели молча. Но в конце XIV в. их терпению пришел конец. Трения стали уве­личиваться все больше и больше, возникая по самому важному для Москвы вопросу - о кандидатах на мит­рополичий престол. Патриарх не всегда соглашался с княжеским кандидатом, иногда назначал своего еще при жизни правящего митрополита, как было, напри­мер, при жизни Алексея, когда за взятку будущим мит­рополитом был назначен из Константинополя болгарин Киприан. А так как в патриаршей курии искатели епи­скопских должностей расценивались прежде всего по количеству золота, какое они могли дать, то константи­нопольские кандидаты сплошь и рядом оказывались проходимцами. Бывало так, что уже назначенный кан­дидат сейчас же сменялся, так как являлся другой, да­вавший больше, и при Дмитрии Донском таким спосо­бом на московскую митрополию были назначены один за другим четыре митрополита, которые спорили друг с другом за власть и в Москве и в Константинополе. Это «четверовластие» продолжалось целых 10 лет - с 1379 по 1389 г. Мало этого, за богослужением прихо­дилось поминать на первом месте не только патриарха, но и византийского кесаря. Когда в Москве вздумали это отменить, то патриарх Антоний прислал князю грозное протестующее послание. Неудивительно, что московский князь искал случая избавиться от визан­тийской зависимости и находил в этом вопросе полное сочувствие у митрополита и епископов, которые были бы также рады избавиться от необходимости напол­нять своими деньгами бездонные карманы константи­нопольских ряс.
По-видимому, предстоявшая в 30-х годах XV в. уния с Римом расценивалась в Москве как путь к осво­бождению от константинопольской опеки. По крайней мере, митрополит Исидор, сторонник унии, был снача­ла в чести и любви у Василия II и отправился во Фло­ренцию с большой помпой, снабженный целым обозом дорогих товаров и в сопровождении княжеского посла. Только тогда, когда Исидор, вернувшись «легатом от ребра св. Петра», огласил папскую грамоту, в которой князь приглашался быть Исидору «помощником усерд­но всею мышцею» за скромную награду в виде «пап­ского благословения и хвалы и славы от людей», кня­жеское благоволение сменилось гневом. Исидор был объявлен «неистовым» и «дерзновенным» еретиком, был смещен и спасся только бегством в Литву. Князь хотел обратного - чтобы митрополит был ему помощ­ником. Путь к достижению этой цели оказался иду­щим все же через унию. Она на поверку оказалась ере­тическим делом, но ее принял константинопольский патриарх, и тут-то и открылась для Москвы желанная лазейка. В Москве стали говорить, что «по дьявольско­му навождению во Царском граде стало в царях и пат­риаршестве раздвоение и размышление... насилование от турок и латыни... отступление и еже от веры с нами разделение... иномудрствование и приближение к латинам». И Василий пишет письмо патриарху, в кото­ром, деликатно умалчивая о сомнениях по части чисто­ты византийской веры, просит ввиду «далечного и не­проходного путешествия», «нахождения безбожных агарян» и «нестроения и мятежей» в соседних с Кон­стантинополем землях разрешить «свободно нам сотворити в нашей земле поставление митрополита». Ответа не было, потому ли, что письмо не дошло, или потому, что ответ не дошел, но князь в ответе и не нуждался. Отправив письмо, он прямо обратился к епископам с просьбой «смотрити в божественные правила, достоит ли митрополита поставити в своей земле». Епископы, конечно, не замедлили ответом «достоит». Тогда, гово­рит летопись, князь, «сие слышав, вскоре избрав на митрополию Иону, епископа рязанского, повелевает сшедшемуся собору поставить Иону на митрополию». На соборе (1448 г.) оказались законники, епископ боровский Пафнутий и боярин Василий Кутузов, которые нашли, что без разрешения патриарха избирать митро­полита нельзя. Василий посмотрел на это как на кра­молу и заключил обоих «в оковы». Иона был избран и в разосланной им грамоте, не обинуясь, написал, что был поставлен по божественным правилам, по «рассуж­дению святительскому и по воле великого государя, ве­ликого князя Василия Васильевича». Через десять лет, когда Иона был болен и опасались его смерти, новый порядок был закреплен соборной клятвой епископов, созванных князем на собор 1459 г.: «Обещание пред богом дахом,- гласит постановление собора,- что нам быти неотступными от святые церкви зборныя московския святыя богородицы, от нашего господина и отца Ионы, митрополита всея Руси, и от того, кто по его отшествию к богу поставлен будет по избранию святого духа и по святым правилам святых апостолов и по по­велению господина нашего великого князя Василия Ва­сильевича». С тех пор московские митрополиты ставят­ся в Москве, без всякого участия патриарха, из канди­датов князя; московская церковь становится автокефальною. Максим Грек 75 лет спустя считал этот по­рядок незаконным - делается так «самочинно и по гордости». Однако в 1589 г. это самочиние пришлось признать и констатировать патриарху, который лично приехал в Москву, чтобы посвятить первого московско­го патриарха, и дал таким образом запоздалый ответ на письмо Василия II.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135