Не дело выговцев исследовать вопрос о благочестии Алек­сея, Петра и других царей; их дело - «государю от вседержащия божия десницы поставленному честь, покоре­ние, благодарение и всеверное служение всеусердно воздавати». «Мы и святейший правительствующий си­нод, - продолжают «Ответы», - не уничтожаем, но честно почитаем, и архирейского достоинства бесчест­ным словом не оглаголуем... и суда (ему) наносити не дерзаем... и прочий от бога почтенных всероссийских градоправителей и военные персоны должны не судити, но честно почитати и бога за них молити», мы и «про­чих православных христиан осуждати опасаемся», дело выговцев «не прочия судити, но свое спасение рассуждати и соблюдати». Поворот был полный. Беглые кресть­яне превратились в честных буржуа, а слуга антихри­ста - в охранителя их священной собственности. После этого и на рекрутчину стали смотреть иными глазами, и в 1732 г. Выг ее принял с правом откупа по 120 руб. за рекрута.
При таких отношениях к «миру» выговцы счастливо выпутались из бед, не раз грозивших им в царствование Анны, когда синод, пользуясь подозрительностью аннин­ского правительства, стремился разгромить Выг при помощи ложных доносов, пускавшихся в ход без всякой проверки и церемонии. Особенно тяжелый момент был в конце 30-х годов, когда по доносу одного из выговцев, Ивана Круглова, имевшего личные счеты с некоторыми членами общины, на Выг была отправлена целая кара­тельная экспедиция во главе с Квашниным-Самариным. Выговцы обвинялись в прельщении и в перекрещивании православных, в отрицании брака и в том, что всех ца­рей, архиереев и патриархов после Никона считают «неблагочестивыми и некрещеными» и не поминают за богослужением никого Из царствующего дома. Послед­нее обвинение Круглова в глазах правительства было самое тяжкое, но совершенно лживое. Первые три име­ли под собою основания, поскольку в крестьянской части выговцев, как мы увидим ниже, еще продолжали жить элементы «антихристовой» идеологии и «нетовские» на­строения. Когда в марте 1739 г. Квашнин-Самарин с подьячими, попами и большой воинской командой явил­ся на Выг и арестовал Семена Денисова, там началась паника; в мужском и женском скиту приготовились гореть и подложили даже к часовням «смолье», а работ­ные люди готовились «разбежатися». Но Семен Денисов и другие руководители общины не одобрили паники, на­стойчиво предлагали «ничего сего не творити без бла­гословения», доказывали, что страдать «не за что», и готовились «ответствовать о житии своем». Эта готов­ность и уверенность в благополучном исходе покоились на учете достижений «жития» за последние 15 лет - на учете «ига работы императорскому величеству», торгов и промыслов, «еленей», посылавшихся и Анне, новой идеологии «Поморских ответов» и строгого соблюдения молитвы за царя. Уверенность оправдалась: на очной став­ке с Семеном Денисовым Круглое отказался от своих обвинений. Денисов был освобожден, комиссия прекра­тила следствие и уехала, а Круглое был обвинен в лож­ном доносе и в упорном расколе и был замурован в оди­ночную камеру в Шлиссельбургской крепости, где и умер от добровольной голодовки. Выговцы, конечно, приписали такой оборот дела силе своих молитв. В рас­поряжении руководителей общины оказался еще один лишний аргумент в пользу истинности и спасительности старой веры.
Таким образом, выговская община примирилась с миром, но находившиеся под ее влиянием крестьянские раскольничьи поселения в прежних Архангельской и Олонецкой губерниях не пошли на этот раз за нею и от­кололись, образовав свои самостоятельные согласия. Для крестьянского элемента поморских общин примире­ние выговцев с миром было не чем иным, как поклоне­нием «зверю», принятием его печати. «Зверевы указы паче евангелия (выговцы) облобызали, помалу начали в мире проживати и свое благочестие забывати; домы и фабрики созидали, а христиан, яко разбойников, суду предавали». И крестьянская часть поморцев, в лице на­ставника Филиппа, отрясла выговский прах от ног своих и пошла своею дорогой.
С этого времени в поморском согласии окончательно возобладала новая, «евангельская» идеология, пришед­шая на смену старой эсхатологии. Поморцы теперь ста­ли действительно «христианами евангельского проповедания», как они провеличали себя в «Поморских отве­тах». Ранее представителями евангельского направле­ния были отдельные лица: Андрей Денисов, учившийся отчасти в Москве, отчасти в Киеве «грамматическому и риторическому разуму», его брат Семен, который «грам­матику, риторику, пиитику и часть философии довольно изучил», Вавила, один из помощников «пророка» Капитона, который, по словам Денисова, «бысть разумом ино­земец, веры лютерския (!), глаголати и писати учился довольно времени в парижской академии». Но до сих пор эсхатологическая идеология заглушала первые ро­стки того протестантизма, который в зародыше уже был налицо даже в первые времена существования Помор­ской общины. Не принимая беглых попов, поморцы уже любили повторять слова Златоуста «сами себе священницы бывайте» - идея, знакомая уже на практике из­давна из истории новгородских и псковских религиоз­ных исканий и соловецкого сидения. В то же время Андрей Денисов в своих посланиях и словах начал уси­ленно развивать идеи оправдания верою и свободы веры: «Многа строения духовная, но едино основание - вера православная кафолическая», без которой не может быть богоугодна никакая добродетель. Вера никому не под­властна, но над всеми царствует и владеет; с другой сто­роны, и человек «самовластен», «вольную волю» дал всем бог «работати», как кто хочет, «еллином и жидовом, и еретиком, и христианином, правоверным и грешним». В ученой форме здесь отражается не что иное, как влияние изменившихся условий жизни, заставлявшее мириться с «миром» и провозглашавшее «произволение» каждого в выборе «пути спасения» на место прежнего резкого разделения на Христову церковь и антихристов мир. Когда прочное и мирное житие и капиталистические успехи заставили поморцев окончательно примириться с миром и влиться в русло его повседневной жизни, при­шлось выработать более вульгарную идеологию и прак­тику культа не для краткого срока до кончины мира, «которая не закоснит», но для постоянного действия как норму. Настоятельнее всего эта нужда почувствовалась в среде тех поморцев, которые жили в миру. Новая идео­логия и практика культа вырабатывались преимущест­венно в Москве, вокруг Московской поморской общины, сгруппировавшейся около Монинской Покровской часов­ни. Эта часовня была учреждена почти одновременно с Рогожской и под тем же предлогом; называлась так по имени купца Монина, на имя которого была куплена земля.
Первый вопрос, ставший со всею остротою, был во­прос о браке. Поморцы, а вслед за ними и монинцы вы­шли из затруднения простым способом. Они признали, что в браке надо различать две стороны: сторону обрядово-богослужебную, которая теперь на практике стала неисполнимою, и сторону внутренней необходимости, освященную заповедью божиею о размножении рода человеческого. Если исчезла благодать священства, то нерушимо стоит заповедь божия, поэтому брачное со­житие не должно прекращаться. Но брак есть опреде­ленное учреждение, которое не может обходиться без соблюдения определенных формальностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135