но вместе
с тем не следует забывать, что совершенно реальное, как тако-
вое, обладает свойством осуществляться и материально, пото-
му что всякая совершенная реальность заключает в себе и
форму, в которой она должна явиться на свет. Так это бывает
по отношению к любой математической аксиоме, ко всякой
абсолютной истине; так обстояло дело и с истиной христиан-
ской, пока она еще не обнаружилась в мире и, наконец, так
обстоит дело и с царствием божиим, совершенной реально-
стью пока еще не материализованной.
Ясно, что бог, предоставив человеку свободу воли, отказался
от части своего владычества в мире и предоставил место этому
новому началу в мировом порядке: вот почему можно и долж-
но ежечасно взывать к нему о пришествии царствия его на
земле, т. е. о том, чтобы он соблаговолил восстановить поря-
док вещей, господствовавший в мире, пока злоупотребления
человеческой свободой еще не ввело в него зло. Но просить
его, как этого требуют некоторые из наших учителей, чтобы
царство его наступило на небе, бессмысленно, потому что там
царство его никогда не прерывалось, так как мы знаем, что
создания, 110 своей природе предназначенные обитать в небе,
которые ослушались бога, были оттуда изгнаны, прочие же
просветленные неизъяснимым светом, там сияющим, никогда
не злоупотребляли своей свободой и шествовали всегда по
божьим путям. Надо еще сказать, что если бы указанная систе-
ма была верна, пока не настало царство бога, он не царствует
нигде, ни на земле, ни на небе. Мы хотели бы верить, что это
следствие не было учтено сторонниками этого учения.
Что такое закон? Начало, в силу которого совершается или
должно совершиться явление на своем пути к возможному со-
вершенству. Следовательно, всякий закон предшествует; мы
можем его только знать или не знать, но знаем мы его или нет,
он тем не менее существует и тем не менее действует в соответ-
ствующей ему области; нельзя достаточно повторять то, что в
порядке нравственном или в царстве свободы, точно так же,
как в порядке материальном или в области неизбежного, все
ЧААДАЕВ П. Я. (1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П. Я. (1794 -1856 ir.)
совершается согласно закону, знаем ли мы его или не знаем, с
той только разницей, что если мы знаем первый закон, мы
должны сообразоваться с ним, так как это закон нашего бытия
и условие нашего движения вперед; если же мы знаем второй
закон, нам приходится применять его к своим потребностям
или в форме поучения, или в форме материального использова-
ния. Что касается познания закона, мы можем приобретать его
различными путями: посредством деятельности отдельного ин-
дивидуального разума, непосредственным актом высшего ра-
зума, проявляющегося в разуме человека, или через медленное
поступательное движение всемирного разума на протяжении
веков; но ни водном из возможных случаев мы не можем ни
изобрести, ни создать самый закон. Всякий закон, если он спра-
ведлив или истинен - и только в таком случае он заслуживает
название закона, - предвечно существовал в божественном
разуме. Настанет день, когда человек познает его; закон так
или иначе раскрывается ему, западает в его сознание, тогда
законодатель человеческий встречается с законодателем выс-
шим, и с той поры закон становится для него законом мира.
Таково происхождение всех наших законодательств - поли-
тических, нравственных и иных. Можно, конечно, с точки зре-
ния социальной, допустить фикцию законодательной власти,
принадлежащей человеку, но, с точки зрения общей филосо-
фии, такая фикция недопустима. Человек может, конечно, под
давлением властной необходимости распространить на самого
себя и на своих ближних законодательство, но при этом он
должен понимать, что все законы, которые он на досуге сочи-
няет и включает в различные свои кодексы, будь то закон
положительный, закон гражданский или уголовный, что все
эти законы таковы, только поскольку они совпадают с закона-
ми предшествующими, которые, по словам Цицерона, не пред-
ставляют ни выдумку человеческого ума, ни волю народов, но
нечто вечное. В силу этих предвечных законов общества жи-
вут и действуют. Безразлично, сознают ли они, или нет,
действие, на них оказываемое; человек должен знать, что,
когда законы, которые, по его мнению, он сам себе дал,
кажутся ему дурными или ложными, это значит одно: или
они противоречат законам истины, или же это вовсе не за-
коны, ибо, повторяю, законы творим не мы, скорее они нас
творят, но мы можем принять за закон то, что вовсе не есть
закон; так мы и поступаем, и это относится и к физической,
W.
и к нравственной области. Наконец, закон есть причина, а не
действие, поэтому считать его плодом человеческого разума
не значит ошибаться насчет самой идеи закона? А тогда я вас
спрашиваю, что такое представляет собой закон выработан-
ный, закон, который вчера еще не существовал, который суще-
ствует лишь с сегодняшнего дня, и, следовательно, мог бы и
вовсе не существовать? Этого понять нельзя.
Хотя русский крепостной - раб в полном смысле слова, он, одна-
ко, с внешней стороны не несет на себе отпечатка рабства. Ни по
правам своим, ни в общественном мнении, ни по расовым отличи-
ям он не выделяется из других классов общества; в доме своего
господина он разделяет труд человека свободного, в деревне он
живет вперемешку с крестьянами свободных общин: всюду он
смешивается со свободными подданными империи безо всякого
видимого отличия. В России все носит печать рабства - нравы,
стремления, просвещение и даже вплоть до самой свободы, если
только последняя может существовать в этой среде.
Как бы то ни было, надо признать, что безотрадное зрелище
представляет у нас выдающийся ум, бьющийся между стремле-
нием предвосхитить слишком медленное поступательное дви-
жение человечества, как это всегда представляется избран-
ным душам, и убожеством младенческой цивилизации, не
затронутой еще серьезной наукой, ум, который таким образом
поневоле кинут во власть всякого рода причуд воображения,
честолюбивых замыслов и иногда, приходится это признать, и
глубоких заблуждений.
Установленная власть всегда для нас священна. Как известно,
основой нашего социального строя служит семья, поэтому рус-
ский народ ничего другого никогда и не способен усматривать
во власти, кроме родительского авторитета, применяемого с
большей или меньшей суровостью, и только. Всякий государь,
каков бы он ни был, для него - батюшка. Мы не говорим,
например, я имею право сделать то-то и то-то, мы говорим: это
разрешено, а это не разрешено. В нашем представлении не
закон карает провинившегося гражданина, а отец наказывает
непослушного ребенка. Наша приверженность к семейному
укладу такова, что мы с радостью расточаем права отцовства
по отношению ко всякому, от кого зависим. Идея законности,
идея права для русского народа - бессмыслица, о чем свиде-
тельствует беспорядочная и странная смена наследников пре-
стола, вслед за царствованием Петра Великого, в особенности же
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ужасающий эпизод междуцарствия. Очевидно, если бы приро-
де народа свойственно было воспринимать эти идеи, он бы
понял, что государь, за которого он проливал кровь, не имел
ни малейшего права на престол, а в таком случае ни у первого
самозванца, ни у всех остальных не нашлось бы той массы
приверженцев, производивших опустошения, ужасавшие да-
же чужеземные шайки, шедшие вслед за ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
с тем не следует забывать, что совершенно реальное, как тако-
вое, обладает свойством осуществляться и материально, пото-
му что всякая совершенная реальность заключает в себе и
форму, в которой она должна явиться на свет. Так это бывает
по отношению к любой математической аксиоме, ко всякой
абсолютной истине; так обстояло дело и с истиной христиан-
ской, пока она еще не обнаружилась в мире и, наконец, так
обстоит дело и с царствием божиим, совершенной реально-
стью пока еще не материализованной.
Ясно, что бог, предоставив человеку свободу воли, отказался
от части своего владычества в мире и предоставил место этому
новому началу в мировом порядке: вот почему можно и долж-
но ежечасно взывать к нему о пришествии царствия его на
земле, т. е. о том, чтобы он соблаговолил восстановить поря-
док вещей, господствовавший в мире, пока злоупотребления
человеческой свободой еще не ввело в него зло. Но просить
его, как этого требуют некоторые из наших учителей, чтобы
царство его наступило на небе, бессмысленно, потому что там
царство его никогда не прерывалось, так как мы знаем, что
создания, 110 своей природе предназначенные обитать в небе,
которые ослушались бога, были оттуда изгнаны, прочие же
просветленные неизъяснимым светом, там сияющим, никогда
не злоупотребляли своей свободой и шествовали всегда по
божьим путям. Надо еще сказать, что если бы указанная систе-
ма была верна, пока не настало царство бога, он не царствует
нигде, ни на земле, ни на небе. Мы хотели бы верить, что это
следствие не было учтено сторонниками этого учения.
Что такое закон? Начало, в силу которого совершается или
должно совершиться явление на своем пути к возможному со-
вершенству. Следовательно, всякий закон предшествует; мы
можем его только знать или не знать, но знаем мы его или нет,
он тем не менее существует и тем не менее действует в соответ-
ствующей ему области; нельзя достаточно повторять то, что в
порядке нравственном или в царстве свободы, точно так же,
как в порядке материальном или в области неизбежного, все
ЧААДАЕВ П. Я. (1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П. Я. (1794 -1856 ir.)
совершается согласно закону, знаем ли мы его или не знаем, с
той только разницей, что если мы знаем первый закон, мы
должны сообразоваться с ним, так как это закон нашего бытия
и условие нашего движения вперед; если же мы знаем второй
закон, нам приходится применять его к своим потребностям
или в форме поучения, или в форме материального использова-
ния. Что касается познания закона, мы можем приобретать его
различными путями: посредством деятельности отдельного ин-
дивидуального разума, непосредственным актом высшего ра-
зума, проявляющегося в разуме человека, или через медленное
поступательное движение всемирного разума на протяжении
веков; но ни водном из возможных случаев мы не можем ни
изобрести, ни создать самый закон. Всякий закон, если он спра-
ведлив или истинен - и только в таком случае он заслуживает
название закона, - предвечно существовал в божественном
разуме. Настанет день, когда человек познает его; закон так
или иначе раскрывается ему, западает в его сознание, тогда
законодатель человеческий встречается с законодателем выс-
шим, и с той поры закон становится для него законом мира.
Таково происхождение всех наших законодательств - поли-
тических, нравственных и иных. Можно, конечно, с точки зре-
ния социальной, допустить фикцию законодательной власти,
принадлежащей человеку, но, с точки зрения общей филосо-
фии, такая фикция недопустима. Человек может, конечно, под
давлением властной необходимости распространить на самого
себя и на своих ближних законодательство, но при этом он
должен понимать, что все законы, которые он на досуге сочи-
няет и включает в различные свои кодексы, будь то закон
положительный, закон гражданский или уголовный, что все
эти законы таковы, только поскольку они совпадают с закона-
ми предшествующими, которые, по словам Цицерона, не пред-
ставляют ни выдумку человеческого ума, ни волю народов, но
нечто вечное. В силу этих предвечных законов общества жи-
вут и действуют. Безразлично, сознают ли они, или нет,
действие, на них оказываемое; человек должен знать, что,
когда законы, которые, по его мнению, он сам себе дал,
кажутся ему дурными или ложными, это значит одно: или
они противоречат законам истины, или же это вовсе не за-
коны, ибо, повторяю, законы творим не мы, скорее они нас
творят, но мы можем принять за закон то, что вовсе не есть
закон; так мы и поступаем, и это относится и к физической,
W.
и к нравственной области. Наконец, закон есть причина, а не
действие, поэтому считать его плодом человеческого разума
не значит ошибаться насчет самой идеи закона? А тогда я вас
спрашиваю, что такое представляет собой закон выработан-
ный, закон, который вчера еще не существовал, который суще-
ствует лишь с сегодняшнего дня, и, следовательно, мог бы и
вовсе не существовать? Этого понять нельзя.
Хотя русский крепостной - раб в полном смысле слова, он, одна-
ко, с внешней стороны не несет на себе отпечатка рабства. Ни по
правам своим, ни в общественном мнении, ни по расовым отличи-
ям он не выделяется из других классов общества; в доме своего
господина он разделяет труд человека свободного, в деревне он
живет вперемешку с крестьянами свободных общин: всюду он
смешивается со свободными подданными империи безо всякого
видимого отличия. В России все носит печать рабства - нравы,
стремления, просвещение и даже вплоть до самой свободы, если
только последняя может существовать в этой среде.
Как бы то ни было, надо признать, что безотрадное зрелище
представляет у нас выдающийся ум, бьющийся между стремле-
нием предвосхитить слишком медленное поступательное дви-
жение человечества, как это всегда представляется избран-
ным душам, и убожеством младенческой цивилизации, не
затронутой еще серьезной наукой, ум, который таким образом
поневоле кинут во власть всякого рода причуд воображения,
честолюбивых замыслов и иногда, приходится это признать, и
глубоких заблуждений.
Установленная власть всегда для нас священна. Как известно,
основой нашего социального строя служит семья, поэтому рус-
ский народ ничего другого никогда и не способен усматривать
во власти, кроме родительского авторитета, применяемого с
большей или меньшей суровостью, и только. Всякий государь,
каков бы он ни был, для него - батюшка. Мы не говорим,
например, я имею право сделать то-то и то-то, мы говорим: это
разрешено, а это не разрешено. В нашем представлении не
закон карает провинившегося гражданина, а отец наказывает
непослушного ребенка. Наша приверженность к семейному
укладу такова, что мы с радостью расточаем права отцовства
по отношению ко всякому, от кого зависим. Идея законности,
идея права для русского народа - бессмыслица, о чем свиде-
тельствует беспорядочная и странная смена наследников пре-
стола, вслед за царствованием Петра Великого, в особенности же
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ЧААДАЕВ П.Я.(1794-1856 гг.)
ужасающий эпизод междуцарствия. Очевидно, если бы приро-
де народа свойственно было воспринимать эти идеи, он бы
понял, что государь, за которого он проливал кровь, не имел
ни малейшего права на престол, а в таком случае ни у первого
самозванца, ни у всех остальных не нашлось бы той массы
приверженцев, производивших опустошения, ужасавшие да-
же чужеземные шайки, шедшие вслед за ними.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168