- Эти два атрибута взяты поэтому эмпирически. Мышление и бытие
представляют абсолютное в некоторой детерминации; само же абсолютное есть их
абсолютное единство, так что они лишь несущественные формы, порядок
(Ordnung) вещей - тот же, что и порядок представлений или мыслей, и одно и
то же абсолютное рассматривается только внешней рефлексией, некоторым
модусом в этих двух определениях - то как тотальность представлений, то как
тотальность вещей и их изменений. Подобно тому как эта внешняя рефлексия
проводит указанное различие, точно так же она возвращает и погружает это
различие в абсолютное тождество. Но все это движение совершается вне
абсолютного. Правда, само абсолютное есть также мышление, и постольку это
движение происходит лишь в абсолютном; но, как мы уже отметили, в абсолютном
оно имеется лишь в единстве с протяжением и тем самым [имеется] не как это
движение, которое по существу своему есть также момент противоположения. -
Спиноза предъявляет мышлению возвышенное требование - рассматривать все с
точки зрения вечности, sub specie aeterni, т. е. каково оно в абсолютном. Но
в таком абсолютном, которое есть лишь неподвижное тождество, атрибут, как и
модус, дан лишь как исчезающий, а не как становящийся, так что тем самым и
указанное исчезание берет свое положительное начало лишь извне.
Третье [определение], модус, есть у Спинозы состояние (Affektion)
субстанции, определенная определенность, то, что находится в ином и
постигается через это иное. Атрибуты имеют своим определением, собственно
говоря, лишь неопределенную разность; каждый атрибут должен выражать
тотальность субстанции и постигаться из себя самого; но, поскольку он
абсолютное как определенное абсолютное, он содержит инобытие и не может быть
постигнут только из самого себя. Поэтому определение атрибута положено,
собственно говоря, только в модусе. Это третье, далее, остается просто
модусом; с одной стороны, модус есть непосредственно данное, а с другой -
его ничтожность познается не как рефлексия в себя. - Конечно, спинозовское
развертывание абсолютного поэтому постольку полное (vollstandig), поскольку
оно начинает с абсолютного, затем переходит к атрибуту и кончает модусом; но
все эти три лишь перечисляются одно за другим без внутренней
последовательности развития, и третье -это не отрицание как отрицание, не
отрицательно соотносящееся с собой отрицание, благодаря чему оно в самом
себе было бы возвращением в первое тождество, а это тождество-истинным
тождеством. Поэтому здесь недостает необходимости движения абсолютного к
несущественности, равно как и растворения несущественности самой по себе в
тождестве; иначе говоря, недостает становления тождества и становления его
определений.
Подобным же образом в восточном представлении об эманации абсолютное есть
сам себя освещающий свет. Однако он не только освещает себя, но и истекает
из себя. Его истечения -это отдаления от его незамутненной ясности;
дальнейшие порождения менее совершенны, чем предшествующие, из которых они
возникают. Истечение понимается лишь как бедствие (Geschehen), а становление
- лишь как нарастающая утрата. Так бытие все больше и больше затемняется, и
ночь, отрицательное, есть последнее в линии [эманаций ], которое уже не
возвращается к первому свету.
Недостаток рефлексии в себя, характерный для развертывания абсолютного у
Спинозы, равно как и для учения об эманации, восполнен Лейбницем в понятии
монады. - Односторонности одного философского принципа обычно
противопоставляется противоположная односторонность и, как бывает всегда,
тотальность наличествует по крайней мере как рассеянная полнота. -монада-это
"одно", рефлектированное в себя отрицательное; на тотальность содержания
мира; различное многообразное в ей не только исчезло, но и сохранено
отрицательным образом (спинозовская субстанция - это единство всякого
содержания; но это многообразное содержание мира имеется, как таковое, не в
ней, а во внешней для нее рефлексии). Поэтому монада по существу своему -
представляющая монада; но в ней, хотя она и конечна, нет никакой
пассивности, а изменения и определения в ней - это обнаружения
(Manifestationen) ее в ней самой. Она энтелехия; выявлять себя - вот ее
собственное действие. - При этом монада также определенна, отлична от
других; определенность относится к отдельному содержанию и к способу
обнаружения себя. Поэтому монада - это тотальность в себе, по своей
субстанции, а не в обнаружении себя. Это ограничение монады необходимо
относится не к полагающей самое себя или представляющей монаде, а к ее
в-себе-бытию, иначе говоря, это ограничение есть абсолютная граница,
предопределение (Predestination), положенное отличной от нее сущностью.
Далее, так как ограниченное дано лишь как соотносящееся с другим
ограниченным, монада же есть в то же время замкнутое в себе абсолютное, то
гармония этих ограничений, а именно соотношение монад друг с другом, имеет
место вне их и также предустановлена (prastabiliert) другой сущностью или в
себе.
Ясно, что хотя принцип рефлексии-в-себя, составляющий основное
определение монады, и устраняет инобытие и вообще воздействие извне, а
изменения монады - это ее собственное полагание, однако, с другой стороны,
пассивность, [определяемость ] иным, превращается лишь в абсолютный предел,
в предел в-себе-бытия. Лейбниц приписывает монадам некоторую завершенность
внутри себя, некоего рода самостоятельность; они сотворенные сущности. - При
ближайшем рассмотрении их пределов из этого [данного Лейбницем] изложения
явствует, что свойственное им обнаружение самих себя есть тотальность формы.
В высшей степени важно понятие, согласно которому изменения монады
представляются как действия, лишенные всякой пассивности, как обнаружения ее
самой, и как существенный принцип выдвигается принцип рефлексии в себя или
индивидуации. Далее, конечность необходимым образом признается состоящей в
том, что содержание или субстанция отличны от формы и что, далее, субстанция
ограниченна, форма же бесконечна. Но следовало бы в понятии абсолютной
монады выявить не только абсолютное единство формы и содержания, но и
свойство рефлексии отталкивать себя от себя как соотносящуюся с самой собой
отрицательность, ввиду чего абсолютная монада есть полагающая и творящая
монада. Правда, в лейбницевской системе имеется и дальнейший [вывод ], что
Бог - источник существования и сущности монад, т. е. что указанные
абсолютные пределы во в-себе-бытии монад - не в себе и для себя сущие
пределы, а исчезают в абсолютном. Но в этих определениях проявляются лишь
обыденные представления, которые Лейбниц оставляет без философского развития
и не возводит в спекулятивные понятия. Таким образом, принцип
индивидуализации не получает своего более глубокого обоснования; понятия о
различении разных конечных монад и об их отношении к их абсолютному не
вытекают из самой этой сущности или вытекают не абсолютным образом, а
принадлежат резонирующей, догматической рефлексии и потому не достигли
внутренней связности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281
представляют абсолютное в некоторой детерминации; само же абсолютное есть их
абсолютное единство, так что они лишь несущественные формы, порядок
(Ordnung) вещей - тот же, что и порядок представлений или мыслей, и одно и
то же абсолютное рассматривается только внешней рефлексией, некоторым
модусом в этих двух определениях - то как тотальность представлений, то как
тотальность вещей и их изменений. Подобно тому как эта внешняя рефлексия
проводит указанное различие, точно так же она возвращает и погружает это
различие в абсолютное тождество. Но все это движение совершается вне
абсолютного. Правда, само абсолютное есть также мышление, и постольку это
движение происходит лишь в абсолютном; но, как мы уже отметили, в абсолютном
оно имеется лишь в единстве с протяжением и тем самым [имеется] не как это
движение, которое по существу своему есть также момент противоположения. -
Спиноза предъявляет мышлению возвышенное требование - рассматривать все с
точки зрения вечности, sub specie aeterni, т. е. каково оно в абсолютном. Но
в таком абсолютном, которое есть лишь неподвижное тождество, атрибут, как и
модус, дан лишь как исчезающий, а не как становящийся, так что тем самым и
указанное исчезание берет свое положительное начало лишь извне.
Третье [определение], модус, есть у Спинозы состояние (Affektion)
субстанции, определенная определенность, то, что находится в ином и
постигается через это иное. Атрибуты имеют своим определением, собственно
говоря, лишь неопределенную разность; каждый атрибут должен выражать
тотальность субстанции и постигаться из себя самого; но, поскольку он
абсолютное как определенное абсолютное, он содержит инобытие и не может быть
постигнут только из самого себя. Поэтому определение атрибута положено,
собственно говоря, только в модусе. Это третье, далее, остается просто
модусом; с одной стороны, модус есть непосредственно данное, а с другой -
его ничтожность познается не как рефлексия в себя. - Конечно, спинозовское
развертывание абсолютного поэтому постольку полное (vollstandig), поскольку
оно начинает с абсолютного, затем переходит к атрибуту и кончает модусом; но
все эти три лишь перечисляются одно за другим без внутренней
последовательности развития, и третье -это не отрицание как отрицание, не
отрицательно соотносящееся с собой отрицание, благодаря чему оно в самом
себе было бы возвращением в первое тождество, а это тождество-истинным
тождеством. Поэтому здесь недостает необходимости движения абсолютного к
несущественности, равно как и растворения несущественности самой по себе в
тождестве; иначе говоря, недостает становления тождества и становления его
определений.
Подобным же образом в восточном представлении об эманации абсолютное есть
сам себя освещающий свет. Однако он не только освещает себя, но и истекает
из себя. Его истечения -это отдаления от его незамутненной ясности;
дальнейшие порождения менее совершенны, чем предшествующие, из которых они
возникают. Истечение понимается лишь как бедствие (Geschehen), а становление
- лишь как нарастающая утрата. Так бытие все больше и больше затемняется, и
ночь, отрицательное, есть последнее в линии [эманаций ], которое уже не
возвращается к первому свету.
Недостаток рефлексии в себя, характерный для развертывания абсолютного у
Спинозы, равно как и для учения об эманации, восполнен Лейбницем в понятии
монады. - Односторонности одного философского принципа обычно
противопоставляется противоположная односторонность и, как бывает всегда,
тотальность наличествует по крайней мере как рассеянная полнота. -монада-это
"одно", рефлектированное в себя отрицательное; на тотальность содержания
мира; различное многообразное в ей не только исчезло, но и сохранено
отрицательным образом (спинозовская субстанция - это единство всякого
содержания; но это многообразное содержание мира имеется, как таковое, не в
ней, а во внешней для нее рефлексии). Поэтому монада по существу своему -
представляющая монада; но в ней, хотя она и конечна, нет никакой
пассивности, а изменения и определения в ней - это обнаружения
(Manifestationen) ее в ней самой. Она энтелехия; выявлять себя - вот ее
собственное действие. - При этом монада также определенна, отлична от
других; определенность относится к отдельному содержанию и к способу
обнаружения себя. Поэтому монада - это тотальность в себе, по своей
субстанции, а не в обнаружении себя. Это ограничение монады необходимо
относится не к полагающей самое себя или представляющей монаде, а к ее
в-себе-бытию, иначе говоря, это ограничение есть абсолютная граница,
предопределение (Predestination), положенное отличной от нее сущностью.
Далее, так как ограниченное дано лишь как соотносящееся с другим
ограниченным, монада же есть в то же время замкнутое в себе абсолютное, то
гармония этих ограничений, а именно соотношение монад друг с другом, имеет
место вне их и также предустановлена (prastabiliert) другой сущностью или в
себе.
Ясно, что хотя принцип рефлексии-в-себя, составляющий основное
определение монады, и устраняет инобытие и вообще воздействие извне, а
изменения монады - это ее собственное полагание, однако, с другой стороны,
пассивность, [определяемость ] иным, превращается лишь в абсолютный предел,
в предел в-себе-бытия. Лейбниц приписывает монадам некоторую завершенность
внутри себя, некоего рода самостоятельность; они сотворенные сущности. - При
ближайшем рассмотрении их пределов из этого [данного Лейбницем] изложения
явствует, что свойственное им обнаружение самих себя есть тотальность формы.
В высшей степени важно понятие, согласно которому изменения монады
представляются как действия, лишенные всякой пассивности, как обнаружения ее
самой, и как существенный принцип выдвигается принцип рефлексии в себя или
индивидуации. Далее, конечность необходимым образом признается состоящей в
том, что содержание или субстанция отличны от формы и что, далее, субстанция
ограниченна, форма же бесконечна. Но следовало бы в понятии абсолютной
монады выявить не только абсолютное единство формы и содержания, но и
свойство рефлексии отталкивать себя от себя как соотносящуюся с самой собой
отрицательность, ввиду чего абсолютная монада есть полагающая и творящая
монада. Правда, в лейбницевской системе имеется и дальнейший [вывод ], что
Бог - источник существования и сущности монад, т. е. что указанные
абсолютные пределы во в-себе-бытии монад - не в себе и для себя сущие
пределы, а исчезают в абсолютном. Но в этих определениях проявляются лишь
обыденные представления, которые Лейбниц оставляет без философского развития
и не возводит в спекулятивные понятия. Таким образом, принцип
индивидуализации не получает своего более глубокого обоснования; понятия о
различении разных конечных монад и об их отношении к их абсолютному не
вытекают из самой этой сущности или вытекают не абсолютным образом, а
принадлежат резонирующей, догматической рефлексии и потому не достигли
внутренней связности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281