а именно можно (слава Богу!)
абстрагироваться также и от этого ничто (сотворение мира и в самом деле есть
абстрагирование от ничто), и тогда остается не ничто, ибо как раз от него
абстрагируются, а снова приходят к бытию. - Эта возможность дает внешнюю
игру абстрагирования, причем само абстрагирование есть лишь одностороннее
действование отрицательного. Сама эта возможность состоит прежде всего о
том, что для нее бытие так же безразлично, как и ничто, и что в какой мере
каждое из них исчезает, в такой же мере и возникает; но столь же
безразлично, отправляться ли от действования ничто или от ничто;
действование ничто, т. е. одно лишь абстрагирование, есть нечто истинное не
больше и не меньше, чем чистое ничто.
Ту диалектику, в соответствии с которой Платон трактует в "Пармениде"
единое, также следует признать больше диалектической внешней рефлексии.
Бытие и единое суть оба элеатские формы, представляющие собой одно и то же.
Но их следует также отличать друг от друга. Такими и берет их Платон в
упомянутом диалоге. Удалив из единого разнообразные определения целого и
частей, бытия в себе и бытия в ином и т. д., определения фигуры, времени и
т. д., он приходит к выводу, что единому не присуще бытие, ибо бытие присуще
некоторому нечто не иначе, как в соответствии с одним из указанных способов
(р. 141, е, Vol. Ill, ed. Steph.). Затем Платон рассматривает положение:
единое есть; и у него можно проследить, каким образом, согласно этому
положению, совершается переход к небытию единого: это происходит путем
сравнения обоих определений предположенного положения: единое есть. В этом
положении содержится единое и бытие, и "единое есть" содержит нечто большее,
чем если бы мы сказали лишь: "единое". В том, что они различны, раскрывается
содержащийся в положении момент отрицания. Ясно, что этот путь имеет некое
предположение и есть некоторая внешняя рефлексия.
Так же как единое приведено здесь в связь с бытием, так и бытие, которое
должно быть фиксировано абстрактно, особо, самым простым образом, не
пускаясь в мышление, раскрывается в связи, содержащей противоположное тому,
чтб должно утверждаться. Бытие, взятое так, как оно есть непосредственно,
принадлежит некоторому субъекту, есть нечто высказанное, обладает вообще
некоторым эмпирическим наличным бытием и потому стоит на почве предельного и
отрицательного. В каких бы терминах или оборотах ни выражал себя рассудок,
когда он отвергает единство бытия и ничто и ссылается на то, чтб, дескать,
непосредственно наличествует, он как раз в этом опыте не найдет ничего
другого, кроме определенного бытия, бытия с некоторым пределом или
отрицанием, - не найдет ничего другого, кроме того единства, которого не
признает. Утверждение о непосредственном бытии сводится таким образом к
[утверждению] о некотором эмпирическом существовании, от раскрытия которого
оно не может отказаться, так как оно ведь желает держаться именно
непосредственности, существующей вне мышления.
Точно так же обстоит дело и с ничто, только противоположным образом, и
эта рефлексия известна и довольно часто применялась к нему. Ничто, взятое в
своей непосредственности, оказывается сущим, ибо по своей природе оно то же
самое, что и бытие. Мы мыслим ничто, представляем его себе, говорим о нем;
стало быть, оно есть; ничто имеет свое бытие в мышлении, представлении, речи
и т. д. Но, кроме того, это бытие также и отлично от него; поэтому, хотя и
говорят, что ничто есть в мышлении, представлении, но это означает, что не
оно есть, не
ему, как таковому, присуще бытие, а лишь мышление или представление есть
это бытие. При таком различении нельзя также отрицать, что ничто находится в
соотношении с некоторым бытием; но в этом соотношении, хотя оно и содержит
также различие, имеется единство с бытием. Как бы ни высказывались о ничто
или показывали его, оно оказывается связанным или, если угодно,
соприкасающимся с некоторым бытием, оказывается неотделимым от некоторого
бытия, а именно находящимся в некотором наличном бытии.
Однако при таком показывании ничто в некотором наличном бытии обычно все
еще предстает следующее отличие его от бытия:
наличное бытие ничто (des Nichts) вовсе-де не присуще ему самому, оно,
само по себе взятое, не имеет в себе бытия, оно не есть бытие, как таковое;
ничто есть-де лишь отсутствие бытия; так, тьма - это лишь отсутствие света,
холод - отсутствие тепла и т. д. Тьма имеет-де значение лишь в отношении к
глазу, во внешнем сравнении с положительным, со светом, и точно так же холод
есть нечто лишь в нашем ощущении; свет же, тепло, как и бытие, суть сами по
себе объективное, реальное, действенное, обладают совершенно другим
качеством и достоинством, чем указанные отрицательные [моменты ], чем ничто.
Часто приводят как очень важное соображение и значительное знание
утверждение, что тьма есть лишь отсутствие света, холод - лишь отсутствие
тепла. Относительно этого остроумного соображения можно, оставаясь в этой
области эмпирических предметов, с эмпирической точки зрения заметить, что в
самом деле тьма оказывается действенным в свете, обусловливая то, что свет
становится цветом42 и лишь благодаря этому сообщая ему зримость, ибо, как мы
сказали раньше, в чистом свете так же ничего не видно, как и в чистой тьме.
А зримость есть такая действенность в глазу, в которой указанное
отрицательное принимает такое же участие, как и свет, считающийся реальным,
положительным; и точно так же холод дает себя достаточно почувствовать воде,
нашему ощущению и т. д., и если мы ему отказываем в так называемой
объективной реальности, то от этого в нем ничего не убывает. Но, далее,
достойно порицания то, что здесь, как и выше, говорят о чем-то
отрицательном, обладающем определенным содержанием, идут дальше самого
ничто, по сравнению с которым у бытия не больше и не меньше пустой
абстрактности. - Однако следует тотчас же брать холод, тьму и тому подобные
определенные отрицания сами по себе и посмотреть, что этим положено в
отношении их всеобщего определения, с которым мы теперь имеем дело. Они
должны быть не ничто вообще, а ничто света, тепла и т. д., ничто чего-то
определенного, какого-то содержания; они, таким образом, если можно так
выразиться, определенные, содержательные ничто. Но определенность, как мы
это еще увидим дальше, сама есть отрицание; таким образом, они отрицательные
ничто; но отрицательное ничто есть нечто утвердительное. Превращение ничто
через его определенность (которая раньше представала как некое наличное
бытие в субъекте или в чем бы то ни было другом) в некоторое утвердительное
представляется сознанию, застревающему в рассудочной абстракции, как верх
парадоксальности; как ни прост взгляд, что отрицание отрицания есть
положительное, он, быть может, именно из-за самой этой его простоты
представляется чем-то тривиальным, с которым гордому рассудку нет поэтому
надобности считаться, хотя это имеет свое основание, - а между тем оно не
только имеет свое основание, но благодаря всеобщности таких определений
обладает бесконечным распространением и всеобщим применением, так что все же
следовало бы с ним считаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281
абстрагироваться также и от этого ничто (сотворение мира и в самом деле есть
абстрагирование от ничто), и тогда остается не ничто, ибо как раз от него
абстрагируются, а снова приходят к бытию. - Эта возможность дает внешнюю
игру абстрагирования, причем само абстрагирование есть лишь одностороннее
действование отрицательного. Сама эта возможность состоит прежде всего о
том, что для нее бытие так же безразлично, как и ничто, и что в какой мере
каждое из них исчезает, в такой же мере и возникает; но столь же
безразлично, отправляться ли от действования ничто или от ничто;
действование ничто, т. е. одно лишь абстрагирование, есть нечто истинное не
больше и не меньше, чем чистое ничто.
Ту диалектику, в соответствии с которой Платон трактует в "Пармениде"
единое, также следует признать больше диалектической внешней рефлексии.
Бытие и единое суть оба элеатские формы, представляющие собой одно и то же.
Но их следует также отличать друг от друга. Такими и берет их Платон в
упомянутом диалоге. Удалив из единого разнообразные определения целого и
частей, бытия в себе и бытия в ином и т. д., определения фигуры, времени и
т. д., он приходит к выводу, что единому не присуще бытие, ибо бытие присуще
некоторому нечто не иначе, как в соответствии с одним из указанных способов
(р. 141, е, Vol. Ill, ed. Steph.). Затем Платон рассматривает положение:
единое есть; и у него можно проследить, каким образом, согласно этому
положению, совершается переход к небытию единого: это происходит путем
сравнения обоих определений предположенного положения: единое есть. В этом
положении содержится единое и бытие, и "единое есть" содержит нечто большее,
чем если бы мы сказали лишь: "единое". В том, что они различны, раскрывается
содержащийся в положении момент отрицания. Ясно, что этот путь имеет некое
предположение и есть некоторая внешняя рефлексия.
Так же как единое приведено здесь в связь с бытием, так и бытие, которое
должно быть фиксировано абстрактно, особо, самым простым образом, не
пускаясь в мышление, раскрывается в связи, содержащей противоположное тому,
чтб должно утверждаться. Бытие, взятое так, как оно есть непосредственно,
принадлежит некоторому субъекту, есть нечто высказанное, обладает вообще
некоторым эмпирическим наличным бытием и потому стоит на почве предельного и
отрицательного. В каких бы терминах или оборотах ни выражал себя рассудок,
когда он отвергает единство бытия и ничто и ссылается на то, чтб, дескать,
непосредственно наличествует, он как раз в этом опыте не найдет ничего
другого, кроме определенного бытия, бытия с некоторым пределом или
отрицанием, - не найдет ничего другого, кроме того единства, которого не
признает. Утверждение о непосредственном бытии сводится таким образом к
[утверждению] о некотором эмпирическом существовании, от раскрытия которого
оно не может отказаться, так как оно ведь желает держаться именно
непосредственности, существующей вне мышления.
Точно так же обстоит дело и с ничто, только противоположным образом, и
эта рефлексия известна и довольно часто применялась к нему. Ничто, взятое в
своей непосредственности, оказывается сущим, ибо по своей природе оно то же
самое, что и бытие. Мы мыслим ничто, представляем его себе, говорим о нем;
стало быть, оно есть; ничто имеет свое бытие в мышлении, представлении, речи
и т. д. Но, кроме того, это бытие также и отлично от него; поэтому, хотя и
говорят, что ничто есть в мышлении, представлении, но это означает, что не
оно есть, не
ему, как таковому, присуще бытие, а лишь мышление или представление есть
это бытие. При таком различении нельзя также отрицать, что ничто находится в
соотношении с некоторым бытием; но в этом соотношении, хотя оно и содержит
также различие, имеется единство с бытием. Как бы ни высказывались о ничто
или показывали его, оно оказывается связанным или, если угодно,
соприкасающимся с некоторым бытием, оказывается неотделимым от некоторого
бытия, а именно находящимся в некотором наличном бытии.
Однако при таком показывании ничто в некотором наличном бытии обычно все
еще предстает следующее отличие его от бытия:
наличное бытие ничто (des Nichts) вовсе-де не присуще ему самому, оно,
само по себе взятое, не имеет в себе бытия, оно не есть бытие, как таковое;
ничто есть-де лишь отсутствие бытия; так, тьма - это лишь отсутствие света,
холод - отсутствие тепла и т. д. Тьма имеет-де значение лишь в отношении к
глазу, во внешнем сравнении с положительным, со светом, и точно так же холод
есть нечто лишь в нашем ощущении; свет же, тепло, как и бытие, суть сами по
себе объективное, реальное, действенное, обладают совершенно другим
качеством и достоинством, чем указанные отрицательные [моменты ], чем ничто.
Часто приводят как очень важное соображение и значительное знание
утверждение, что тьма есть лишь отсутствие света, холод - лишь отсутствие
тепла. Относительно этого остроумного соображения можно, оставаясь в этой
области эмпирических предметов, с эмпирической точки зрения заметить, что в
самом деле тьма оказывается действенным в свете, обусловливая то, что свет
становится цветом42 и лишь благодаря этому сообщая ему зримость, ибо, как мы
сказали раньше, в чистом свете так же ничего не видно, как и в чистой тьме.
А зримость есть такая действенность в глазу, в которой указанное
отрицательное принимает такое же участие, как и свет, считающийся реальным,
положительным; и точно так же холод дает себя достаточно почувствовать воде,
нашему ощущению и т. д., и если мы ему отказываем в так называемой
объективной реальности, то от этого в нем ничего не убывает. Но, далее,
достойно порицания то, что здесь, как и выше, говорят о чем-то
отрицательном, обладающем определенным содержанием, идут дальше самого
ничто, по сравнению с которым у бытия не больше и не меньше пустой
абстрактности. - Однако следует тотчас же брать холод, тьму и тому подобные
определенные отрицания сами по себе и посмотреть, что этим положено в
отношении их всеобщего определения, с которым мы теперь имеем дело. Они
должны быть не ничто вообще, а ничто света, тепла и т. д., ничто чего-то
определенного, какого-то содержания; они, таким образом, если можно так
выразиться, определенные, содержательные ничто. Но определенность, как мы
это еще увидим дальше, сама есть отрицание; таким образом, они отрицательные
ничто; но отрицательное ничто есть нечто утвердительное. Превращение ничто
через его определенность (которая раньше представала как некое наличное
бытие в субъекте или в чем бы то ни было другом) в некоторое утвердительное
представляется сознанию, застревающему в рассудочной абстракции, как верх
парадоксальности; как ни прост взгляд, что отрицание отрицания есть
положительное, он, быть может, именно из-за самой этой его простоты
представляется чем-то тривиальным, с которым гордому рассудку нет поэтому
надобности считаться, хотя это имеет свое основание, - а между тем оно не
только имеет свое основание, но благодаря всеобщности таких определений
обладает бесконечным распространением и всеобщим применением, так что все же
следовало бы с ним считаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281