Поэтому мне кажется, милый Менон, надо снова задать
тебе тот же, первый, наш вопрос: что такое добродетель? Иначе выходит, что
все совершаемое с участием добродетели есть добродетель. А ведь это и
утверждает тот, кто говорит, будто все совершаемое по справедливости и есть
добродетель. Или, по-твоему, не надо снова задавать того же вопроса? Уж не
думаешь ли ты, будто кто-нибудь знает, что такое часть добродетели, не
зная, что такое она сама?
Менон. Вовсе не думаю.
Сократ. Если ты помнишь, когда я отвечал тебе насчет очертаний, мы как бы
отбросили прочь один ответ, потому что в нем шла речь о вещах искомых, по
поводу которых мы еще не пришли к согласию.
Менон. И правильно сделали, что отбросили его прочь, Сократ.
Сократ. Так не думай же, мой милый, будто ты, пока мы исследуем, что такое
добродетель вообще, хоть кому-нибудь объяснишь это, если, отвечая, будешь
говорить о ее частях или о вещах, им подобных; все равно надо будет снова
задать тебе вопрос: если ты так говоришь, то что же такое добродетель? Или,
по-твоему, я говорю пустое?
Менон. Нет, по-моему, ты прав.
Сократ. Вот теперь и отвечай с самого начала: что такое добродетель? Что на
этот счет говорите вы оба -- ты и твой приятель?
Менон. Я, Сократ, еще до встречи с тобой слыхал, будто ты только то и
делаешь, что сам путаешься и людей путаешь. И сейчас, по-моему, ты меня
заколдовал и зачаровал и до того заговорил, что в голове у меня полная
путаница. А еще, по-моему, если можно пошутить, ты очень похож и видом, и
всем на плоского морского ската: он ведь всякого, кто к нему приблизится и
прикоснется, приводит в оцепенение, а ты сейчас, мне кажется, сделал со
мной то же самое -- я оцепенел. У меня в самом деле и душа оцепенела, и
язык отнялся: не знаю, как тебе и отвечать. Ведь я тысячу раз говорил о
добродетели на все лады разным людям, и очень хорошо, как мне казалось, а
сейчас я даже не могу сказать, что она вообще такое. Ты, я думаю, прав, что
никуда не выезжаешь отсюда и не плывешь на чужбину: если бы ты стал делать
то же самое в другом государстве, то тебя, чужеземца, немедля схватили бы
как колдуна.
Сократ. Ну и ловкач же ты, Менон! Чуть было меня не перехитрил. Менон. Чем
же это, Сократ?
Сократ. Я знаю, зачем ты сравнил меня со скатом.
Менон. Зачем же, по-твоему?
Сократ. Чтобы и я тебя с чем-нибудь сравнил. Я ведь знаю, что все красавцы
рады, когда их с чем-нибудь сравнивают. Это им выгодно: ведь и то, с чем
сравнивают красивых, должно быть, я думаю, красивым. Но я тебе не отплачу
тем же и ни с чем тебя сравнивать не стану. А о себе скажу: если этот самый
скат, приводя в оцепенение других, и сам пребывает в оцепенении, то я на
него похож, а если нет, то не похож. Ведь не то что я, путая других, сам
ясно во всем разбираюсь -- нет: я и сам путаюсь, и других а запутываю. Так
и сейчас -- о том, что такое добродетель, я ничего не знаю, а ты, может
быть, и знал раньше, до встречи со мной, зато теперь стал очень похож на
невежду в этом деле. И все-таки я хочу вместе с тобой поразмыслить и
поискать, что она такое.
Менон. Но каким же образом, Сократ, ты будешь искать вещь, не зная даже,
что она такое? Какую из неизвестных тебе вещей изберешь ты предметом
исследования? Или если ты в лучшем случае даже натолкнешься на нее, откуда
ты узнаешь, что она именно то, чего ты не знал?
Сократ. Я понимаю, что ты хочешь сказать, Менон. Видишь, какой довод ты
приводишь -- под стать самым завзятым спорщикам! Значит, человек, знает он
или не знает, все равно не может искать. Ни тот, кто знает, не станет
искать: ведь он уже знает, и ему нет нужды в поисках; ни тот, кто не знает:
ведь он не знает, что именно надо искать.
Менон. Что же, по-твоему, мой довод нехорош, Сократ?
Сократ. Нет, нехорош.
Менон. А чем, можешь ты сказать?
Сократ. Могу, конечно: я ведь слышал и мужчин, и женщин, умудренных в
божественных делах.
Менон. И что же они говорили?
Сократ. Говорили правду, на мой взгляд, и притом говорили прекрасно.
Менон. Но что же именно и кто говорил тебе?
.
Знание как припоминание виденного в потусторонней жизни
.
Сократ. Говорили мне те из жрецов и жриц, которым не все равно, сумеют ли
они или не сумеют дать ответ насчет того, чем они занимаются. О том же
говорит и Пиндар, и многие другие божественные поэты.
А говорят они вот что (смотри, правда ли это): они утверждают, что душа
человека бессмертна, и, хотя она то перестает жить [на земле] -- это и
называют смертью,-- то возрождается, но никогда не гибнет. Поэтому и
следует прожить жизнь как можно более благочестиво:
.
Кто Персефоне пеню воздаст
За все, чем встарь он был отягчен,
Души тех на девятый год
К солнцу, горящему в вышине,
Вновь она возвратит.
Из них возрастут великие славой цари
И полные силы кипучей и мудрости вящей мужи,--
Имя чистых героев им люди навек нарекут.
.
А раз душа бессмертна, часто рождается и видела все и здесь, и в Аиде, то
нет ничего такого, чего бы она не познала; поэтому ничего удивительного нет
в том, что и насчет добродетели, и насчет всего прочего она способна
вспомнить то, что прежде ей было известно. И раз все в природе друг другу
родственно, а душа все познала, ничто не мешает тому, кто вспомнил
что-нибудь одно, -- люди называют это познанием -- самому найти и все
остальное, если только он будет мужествен и неутомим в поисках: ведь искать
и познавать -- это как раз и значит припоминать. Выходит, не стоит
следовать твоему доводу, достойному завзятых спорщиков: он сделает всех нас
ленивыми, он приятен для слуха людей изнеженных, а та речь заставит нас
быть деятельными и пытливыми, в И, веря в истинность этой речи, я хочу
вместе с тобой поискать, что такое добродетель.
Менон. Ладно, Сократ. Только как это ты говоришь, что мы ничего не познаям,
а то, что мы называем познанием, есть припоминание? Можешь ты меня убедить
в том, что это именно так?
Сократ. Я и раньше говорил, что ты, Менон, ловкач. Вот сейчас ты
спрашиваешь, могу ли я тебя: убедить, хотя я утверждаю, что существует не
убеждение, а припоминание; видно, ты желаешь уличить меня в том, что я сам
себе противоречу.
Менон. Нет, клянусь Зевсом, Сократ, я не ради этого сказал так, а только по
привычке. Но если ты можешь показать мне, что это так, как ты говоришь,
покажи.
Сократ. Это нелегко, но ради тебя так и быть постараюсь. Позови-ка мне из
твоей многочисленной челяди кого-нибудь одного, кого хочешь, чтобы я на нем
мог тебе все показать.
Менон. С удовольствием. Подойди-ка сюда!
Сократ. Он грек? И говорит по-гречески?
Менон. Конечно, ведь он родился в моем доме.
Сократ. А теперь внимательно смотри, что будет: сам ли он станет вспоминать
или научится от меня.
Менон. Смотрю внимательно.
Сократ. Скажи мне, мальчик, знаешь ли ты, что квадрат таков?
Раб. Знаю.
Сократ. Значит, у этой квадратной фигуры все ее стороны равны, а числом их
четыре?
Раб. Да.
Сократ. А не равны ли между собой также линии, проходящие через центр?
Раб. Равны.
Сократ. А не могла бы такая же фигура быть больше или меньше, чем эта?
Раб. Могла бы, конечно.
Сократ. Так вот если бы эта сторона была в два фута и та в два фута, то
сколько было бы футов во всем квадрате? Заметь только вот что. Если бы эта
сторона была в два фута, а та--в один, разве всего в нем было бы не два
фута?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256
тебе тот же, первый, наш вопрос: что такое добродетель? Иначе выходит, что
все совершаемое с участием добродетели есть добродетель. А ведь это и
утверждает тот, кто говорит, будто все совершаемое по справедливости и есть
добродетель. Или, по-твоему, не надо снова задавать того же вопроса? Уж не
думаешь ли ты, будто кто-нибудь знает, что такое часть добродетели, не
зная, что такое она сама?
Менон. Вовсе не думаю.
Сократ. Если ты помнишь, когда я отвечал тебе насчет очертаний, мы как бы
отбросили прочь один ответ, потому что в нем шла речь о вещах искомых, по
поводу которых мы еще не пришли к согласию.
Менон. И правильно сделали, что отбросили его прочь, Сократ.
Сократ. Так не думай же, мой милый, будто ты, пока мы исследуем, что такое
добродетель вообще, хоть кому-нибудь объяснишь это, если, отвечая, будешь
говорить о ее частях или о вещах, им подобных; все равно надо будет снова
задать тебе вопрос: если ты так говоришь, то что же такое добродетель? Или,
по-твоему, я говорю пустое?
Менон. Нет, по-моему, ты прав.
Сократ. Вот теперь и отвечай с самого начала: что такое добродетель? Что на
этот счет говорите вы оба -- ты и твой приятель?
Менон. Я, Сократ, еще до встречи с тобой слыхал, будто ты только то и
делаешь, что сам путаешься и людей путаешь. И сейчас, по-моему, ты меня
заколдовал и зачаровал и до того заговорил, что в голове у меня полная
путаница. А еще, по-моему, если можно пошутить, ты очень похож и видом, и
всем на плоского морского ската: он ведь всякого, кто к нему приблизится и
прикоснется, приводит в оцепенение, а ты сейчас, мне кажется, сделал со
мной то же самое -- я оцепенел. У меня в самом деле и душа оцепенела, и
язык отнялся: не знаю, как тебе и отвечать. Ведь я тысячу раз говорил о
добродетели на все лады разным людям, и очень хорошо, как мне казалось, а
сейчас я даже не могу сказать, что она вообще такое. Ты, я думаю, прав, что
никуда не выезжаешь отсюда и не плывешь на чужбину: если бы ты стал делать
то же самое в другом государстве, то тебя, чужеземца, немедля схватили бы
как колдуна.
Сократ. Ну и ловкач же ты, Менон! Чуть было меня не перехитрил. Менон. Чем
же это, Сократ?
Сократ. Я знаю, зачем ты сравнил меня со скатом.
Менон. Зачем же, по-твоему?
Сократ. Чтобы и я тебя с чем-нибудь сравнил. Я ведь знаю, что все красавцы
рады, когда их с чем-нибудь сравнивают. Это им выгодно: ведь и то, с чем
сравнивают красивых, должно быть, я думаю, красивым. Но я тебе не отплачу
тем же и ни с чем тебя сравнивать не стану. А о себе скажу: если этот самый
скат, приводя в оцепенение других, и сам пребывает в оцепенении, то я на
него похож, а если нет, то не похож. Ведь не то что я, путая других, сам
ясно во всем разбираюсь -- нет: я и сам путаюсь, и других а запутываю. Так
и сейчас -- о том, что такое добродетель, я ничего не знаю, а ты, может
быть, и знал раньше, до встречи со мной, зато теперь стал очень похож на
невежду в этом деле. И все-таки я хочу вместе с тобой поразмыслить и
поискать, что она такое.
Менон. Но каким же образом, Сократ, ты будешь искать вещь, не зная даже,
что она такое? Какую из неизвестных тебе вещей изберешь ты предметом
исследования? Или если ты в лучшем случае даже натолкнешься на нее, откуда
ты узнаешь, что она именно то, чего ты не знал?
Сократ. Я понимаю, что ты хочешь сказать, Менон. Видишь, какой довод ты
приводишь -- под стать самым завзятым спорщикам! Значит, человек, знает он
или не знает, все равно не может искать. Ни тот, кто знает, не станет
искать: ведь он уже знает, и ему нет нужды в поисках; ни тот, кто не знает:
ведь он не знает, что именно надо искать.
Менон. Что же, по-твоему, мой довод нехорош, Сократ?
Сократ. Нет, нехорош.
Менон. А чем, можешь ты сказать?
Сократ. Могу, конечно: я ведь слышал и мужчин, и женщин, умудренных в
божественных делах.
Менон. И что же они говорили?
Сократ. Говорили правду, на мой взгляд, и притом говорили прекрасно.
Менон. Но что же именно и кто говорил тебе?
.
Знание как припоминание виденного в потусторонней жизни
.
Сократ. Говорили мне те из жрецов и жриц, которым не все равно, сумеют ли
они или не сумеют дать ответ насчет того, чем они занимаются. О том же
говорит и Пиндар, и многие другие божественные поэты.
А говорят они вот что (смотри, правда ли это): они утверждают, что душа
человека бессмертна, и, хотя она то перестает жить [на земле] -- это и
называют смертью,-- то возрождается, но никогда не гибнет. Поэтому и
следует прожить жизнь как можно более благочестиво:
.
Кто Персефоне пеню воздаст
За все, чем встарь он был отягчен,
Души тех на девятый год
К солнцу, горящему в вышине,
Вновь она возвратит.
Из них возрастут великие славой цари
И полные силы кипучей и мудрости вящей мужи,--
Имя чистых героев им люди навек нарекут.
.
А раз душа бессмертна, часто рождается и видела все и здесь, и в Аиде, то
нет ничего такого, чего бы она не познала; поэтому ничего удивительного нет
в том, что и насчет добродетели, и насчет всего прочего она способна
вспомнить то, что прежде ей было известно. И раз все в природе друг другу
родственно, а душа все познала, ничто не мешает тому, кто вспомнил
что-нибудь одно, -- люди называют это познанием -- самому найти и все
остальное, если только он будет мужествен и неутомим в поисках: ведь искать
и познавать -- это как раз и значит припоминать. Выходит, не стоит
следовать твоему доводу, достойному завзятых спорщиков: он сделает всех нас
ленивыми, он приятен для слуха людей изнеженных, а та речь заставит нас
быть деятельными и пытливыми, в И, веря в истинность этой речи, я хочу
вместе с тобой поискать, что такое добродетель.
Менон. Ладно, Сократ. Только как это ты говоришь, что мы ничего не познаям,
а то, что мы называем познанием, есть припоминание? Можешь ты меня убедить
в том, что это именно так?
Сократ. Я и раньше говорил, что ты, Менон, ловкач. Вот сейчас ты
спрашиваешь, могу ли я тебя: убедить, хотя я утверждаю, что существует не
убеждение, а припоминание; видно, ты желаешь уличить меня в том, что я сам
себе противоречу.
Менон. Нет, клянусь Зевсом, Сократ, я не ради этого сказал так, а только по
привычке. Но если ты можешь показать мне, что это так, как ты говоришь,
покажи.
Сократ. Это нелегко, но ради тебя так и быть постараюсь. Позови-ка мне из
твоей многочисленной челяди кого-нибудь одного, кого хочешь, чтобы я на нем
мог тебе все показать.
Менон. С удовольствием. Подойди-ка сюда!
Сократ. Он грек? И говорит по-гречески?
Менон. Конечно, ведь он родился в моем доме.
Сократ. А теперь внимательно смотри, что будет: сам ли он станет вспоминать
или научится от меня.
Менон. Смотрю внимательно.
Сократ. Скажи мне, мальчик, знаешь ли ты, что квадрат таков?
Раб. Знаю.
Сократ. Значит, у этой квадратной фигуры все ее стороны равны, а числом их
четыре?
Раб. Да.
Сократ. А не равны ли между собой также линии, проходящие через центр?
Раб. Равны.
Сократ. А не могла бы такая же фигура быть больше или меньше, чем эта?
Раб. Могла бы, конечно.
Сократ. Так вот если бы эта сторона была в два фута и та в два фута, то
сколько было бы футов во всем квадрате? Заметь только вот что. Если бы эта
сторона была в два фута, а та--в один, разве всего в нем было бы не два
фута?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256