" Что, по-твоему, мог бы ответить врач,
застигнутый такою бедой? Ведь если бы он ответил правду: "Все делалось ради
вашего здоровья, дети", - представляешь себе, какой крик подняли бы эти
судьи? Оглушительный! [568-569]
В таком же самом положении, нисколько не сомневаюсь, очутился бы и я, если
бы попал под суд. Я не смогу назвать ни одного удовольствия, которое я бы
им доставил, а ведь именно в этом, на их взгляд, заключаются услуги и
благодеяния...
Ведь сама по себе смерть никого не страшит, разве что человека совсем
безрассудного и трусливого, страшит совершенная несправедливость, потому
что величайшее из всех зол - это когда душа приходит в Аид обременненой
множеством несправедливых поступков.
Смерть, на мой взгляд, не что иное, как разделение двух вещей - души и
тела, и когда они таким образом разделятся, каждая сохраняет почти то же
состояние, какое было при жизни человека. Тело сохраняет и природные
свойства, и все следы лечения и недугов... Когда душа освободится от тела и
обнажится, делаются заметны все природные ее свойства и все следы, которые
оставило в душе человека каждое из его дел.
И вот умершие приходят к судье... и часто, глядя на Великого царя или иного
какого-нибудь царя или властителя, обнаруживает, что нет здорового места в
той душе, что вся она иссечена бичом и покрыта рубцами от ложных клятв и
несправедливых поступков... вся искривлена ложью и бахвальством, и нет в
ней ничего прямого, потому что она никогда не знала истины. Он видит, что
своеволие, роскошь, высокомерие и невоздержанность в поступках наполнили
душу беспорядком и безобразием, и, убедившись в этом, с позором отсылает ее
прямо в темницу, где ее ожидают муки, которых она заслуживает.
Меня эти рассказы убеждают, Калликл, и я озабочен, чтобы душа моя предстала
перед судьею как можно более здравой. Равнодушный к тому, что ценит
большинство людей, - к почестям и наградам, - я ищу только истину и
стараюсь действительно стать как можно лучше, чтобы так жить, а когда
придет смерть, так умереть.
Но пожалуй, мой рассказ кажется тебе баснею вроде тех, что плетут старухи,
и ты слушаешь его с презрением. Но... вы не в состоянии доказать, что надо
жить какой-то иной жизнью, нежели та, о которой я говорил и которая, надо
надеяться, будет полезна для нас и в Аиде.
Платон - Евтифрон
Платон
Хармид
...Залмоксид... говорит: "Как не следует пытаться лечить глаза отдельно от
головы и голову - отдельно от тела, так не следует лечить и тело, не леча
душу... если целое в плохом состоянии, то и часть не может быть в порядке.
Ибо все - и хорошее и плохое - порождается в теле и во всем человеке душою,
и именно из нее все проистекает, точно так же как в глазах все проистекает
от головы". [...] Лечить же душу, дорогой мой, должно известными
заклинаниями, последние же представляют собой не что иное, как верные речи:
от этих речей в душе укореняется рассудительность, а ее укоренение и
присутствие облегчают внедрение здоровья и в области головы и в области
всего тела.
Критий, услышав эти мои слова, воскликнул:
- Мой Сократ, головная боль была бы для юноши истинным даром Гермеса, если
бы она вынудила его ради головы усовершенствовать и свой разум. Скажу тебе,
однако, что Хармид отличается от своих сверстников не только своим внешним
видом, но и тем самым, ради чего нужен, по твоим словам, твой заговор: ведь
заговор служит приобретению рассудительности, не так ли? [...]
- Это и справедливо, Хармид, - отозвался я, - чтобы ты отличался всем этим
от других... Если же ты, как говорит нам Критий, уродился достойным
человеком и по своей рассудительности... ты не нуждаешься в этом случае ни
в каком заговоре... [346] Мне представляется наилучшим такой способ
рассмотрения: ведь ясно, что, если тебе свойственна рассудительность, у
тебя должно быть насчет нее свое мнение. Она необходимо должна, если только
она тебе присуща, возбуждать у тебя определенное ощущение, из которого у
тебя возникало бы о ней некое мнение - что такое эта рассудительность и
каковы ее свойства. [...] Скажи, что называешь ты, согласно твоему мнению,
этим именем?
Но он сначала заколебался и не склонен был отвечать. Затем, однако, сказал,
что рассудительностью кажется ему умение все делать, соблюдая порядок и не
спеша, - в пути, и в рассуждениях, и во всем остальном также. "Мне кажется,
- добавил он, - что в целом то, о чем ты спрашиваешь, можно определить как
некую осмотрительность".
- И разве, Хармид, - спросил я, - все, что касается тела и души, не
представляется нам более прекрасным, если ему свойственны стремительность и
скорость, а не медлительность и осмотрительность? [...] Следовательно,
рассудительность не может быть осмотрительностью, и рассудительная жизнь -
не осмотрительная, если верить этому рассуждению, ведь, согласно ему,
рассудительная жизнь должна быть прекрасной. Нам показалось одно из двух:
либо осторожные действия в жизни вообще менее прекрасны, либо только в
очень немногих случаях более прекрасны, чем быстрые и решительные.
- Теперь мне кажется, что рассудительность делает человека стыдливым и
скромным и что она то же самое, что стыдливость. [...]
- Что ж, - продолжал я, - веришь ли ты, будто Гомер удачно изрек эти слова:
Не подобает тому, кто в нужде, быть стыдливым. [...]
Значит рассудительность - это не стыдливость, коль скоро она - благо,
стыдливость же оказывается не более благом, чем злом.
- Мое утверждение состоит примерно в том, что рассудительность - это
самопознание, и я вполне согласен с человеком, сделавшим подобную надпись в
Дельфах. Мне кажется, что она была сделана с той целью, чтобы служить
приветствием бога, обращенным к входящим, вместо слова "здравствуй".
- Поэтому, Критий, тебе следует, коль скоро ты утверждаешь, что
рассудительность - это знание самого себя, уметь ответить на вопрос: будучи
наукой о себе, что доставляет нам рассудительность прекрасного и достойного
упоминания?
- ...Все остальные науки имеют своим предметом нечто иное, а не самих себя,
рассудительность же - единственная наука, имеющая своим предметом как
другие науки, так и самое себя.
- Следовательно, один только рассудительный человек может познать самого
себя и выявить, что именно он знает и что - нет, и точно так же он будет
способен разглядеть других - что именно каждый из них знает и думает, а с
другой стороны, что каждый знает по его собственному мнению, на самом же
деле не знает. Никто другой всего этого не может. Т.о., быть рассудительным
и рассудительность и самопознание - все это означает не что иное, как
способность знать, что именно ты знаешь и чего не знаешь. ...Посмотрим,
возможно или нет кому-то знать о том, что мы знаем и чего мы не знаем, и
знаем ли мы это или нет; затем, если это даже возможно знать, какая нам
польза в таком знании?
А как насчет слуха, который не слышит ни одного звука, но зато слышит сам
себя и другие слышания, а также глухоту?
А что до слуха, зрения, а также способности движения себя двигать, жаря -
себя сжигать и т.п., то кому-то это внушает сомнения, а некоторым, м.б., и
нет. Здесь требуется, мой друг, великий человек, который сумел бы провести
все эти различения и установить, точно ли ничто из сущего не имеет по своей
природе собственной потенции, направленной на самое себя, а не на иное, или
же одни вещи ее имеют, другие же - нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256
застигнутый такою бедой? Ведь если бы он ответил правду: "Все делалось ради
вашего здоровья, дети", - представляешь себе, какой крик подняли бы эти
судьи? Оглушительный! [568-569]
В таком же самом положении, нисколько не сомневаюсь, очутился бы и я, если
бы попал под суд. Я не смогу назвать ни одного удовольствия, которое я бы
им доставил, а ведь именно в этом, на их взгляд, заключаются услуги и
благодеяния...
Ведь сама по себе смерть никого не страшит, разве что человека совсем
безрассудного и трусливого, страшит совершенная несправедливость, потому
что величайшее из всех зол - это когда душа приходит в Аид обременненой
множеством несправедливых поступков.
Смерть, на мой взгляд, не что иное, как разделение двух вещей - души и
тела, и когда они таким образом разделятся, каждая сохраняет почти то же
состояние, какое было при жизни человека. Тело сохраняет и природные
свойства, и все следы лечения и недугов... Когда душа освободится от тела и
обнажится, делаются заметны все природные ее свойства и все следы, которые
оставило в душе человека каждое из его дел.
И вот умершие приходят к судье... и часто, глядя на Великого царя или иного
какого-нибудь царя или властителя, обнаруживает, что нет здорового места в
той душе, что вся она иссечена бичом и покрыта рубцами от ложных клятв и
несправедливых поступков... вся искривлена ложью и бахвальством, и нет в
ней ничего прямого, потому что она никогда не знала истины. Он видит, что
своеволие, роскошь, высокомерие и невоздержанность в поступках наполнили
душу беспорядком и безобразием, и, убедившись в этом, с позором отсылает ее
прямо в темницу, где ее ожидают муки, которых она заслуживает.
Меня эти рассказы убеждают, Калликл, и я озабочен, чтобы душа моя предстала
перед судьею как можно более здравой. Равнодушный к тому, что ценит
большинство людей, - к почестям и наградам, - я ищу только истину и
стараюсь действительно стать как можно лучше, чтобы так жить, а когда
придет смерть, так умереть.
Но пожалуй, мой рассказ кажется тебе баснею вроде тех, что плетут старухи,
и ты слушаешь его с презрением. Но... вы не в состоянии доказать, что надо
жить какой-то иной жизнью, нежели та, о которой я говорил и которая, надо
надеяться, будет полезна для нас и в Аиде.
Платон - Евтифрон
Платон
Хармид
...Залмоксид... говорит: "Как не следует пытаться лечить глаза отдельно от
головы и голову - отдельно от тела, так не следует лечить и тело, не леча
душу... если целое в плохом состоянии, то и часть не может быть в порядке.
Ибо все - и хорошее и плохое - порождается в теле и во всем человеке душою,
и именно из нее все проистекает, точно так же как в глазах все проистекает
от головы". [...] Лечить же душу, дорогой мой, должно известными
заклинаниями, последние же представляют собой не что иное, как верные речи:
от этих речей в душе укореняется рассудительность, а ее укоренение и
присутствие облегчают внедрение здоровья и в области головы и в области
всего тела.
Критий, услышав эти мои слова, воскликнул:
- Мой Сократ, головная боль была бы для юноши истинным даром Гермеса, если
бы она вынудила его ради головы усовершенствовать и свой разум. Скажу тебе,
однако, что Хармид отличается от своих сверстников не только своим внешним
видом, но и тем самым, ради чего нужен, по твоим словам, твой заговор: ведь
заговор служит приобретению рассудительности, не так ли? [...]
- Это и справедливо, Хармид, - отозвался я, - чтобы ты отличался всем этим
от других... Если же ты, как говорит нам Критий, уродился достойным
человеком и по своей рассудительности... ты не нуждаешься в этом случае ни
в каком заговоре... [346] Мне представляется наилучшим такой способ
рассмотрения: ведь ясно, что, если тебе свойственна рассудительность, у
тебя должно быть насчет нее свое мнение. Она необходимо должна, если только
она тебе присуща, возбуждать у тебя определенное ощущение, из которого у
тебя возникало бы о ней некое мнение - что такое эта рассудительность и
каковы ее свойства. [...] Скажи, что называешь ты, согласно твоему мнению,
этим именем?
Но он сначала заколебался и не склонен был отвечать. Затем, однако, сказал,
что рассудительностью кажется ему умение все делать, соблюдая порядок и не
спеша, - в пути, и в рассуждениях, и во всем остальном также. "Мне кажется,
- добавил он, - что в целом то, о чем ты спрашиваешь, можно определить как
некую осмотрительность".
- И разве, Хармид, - спросил я, - все, что касается тела и души, не
представляется нам более прекрасным, если ему свойственны стремительность и
скорость, а не медлительность и осмотрительность? [...] Следовательно,
рассудительность не может быть осмотрительностью, и рассудительная жизнь -
не осмотрительная, если верить этому рассуждению, ведь, согласно ему,
рассудительная жизнь должна быть прекрасной. Нам показалось одно из двух:
либо осторожные действия в жизни вообще менее прекрасны, либо только в
очень немногих случаях более прекрасны, чем быстрые и решительные.
- Теперь мне кажется, что рассудительность делает человека стыдливым и
скромным и что она то же самое, что стыдливость. [...]
- Что ж, - продолжал я, - веришь ли ты, будто Гомер удачно изрек эти слова:
Не подобает тому, кто в нужде, быть стыдливым. [...]
Значит рассудительность - это не стыдливость, коль скоро она - благо,
стыдливость же оказывается не более благом, чем злом.
- Мое утверждение состоит примерно в том, что рассудительность - это
самопознание, и я вполне согласен с человеком, сделавшим подобную надпись в
Дельфах. Мне кажется, что она была сделана с той целью, чтобы служить
приветствием бога, обращенным к входящим, вместо слова "здравствуй".
- Поэтому, Критий, тебе следует, коль скоро ты утверждаешь, что
рассудительность - это знание самого себя, уметь ответить на вопрос: будучи
наукой о себе, что доставляет нам рассудительность прекрасного и достойного
упоминания?
- ...Все остальные науки имеют своим предметом нечто иное, а не самих себя,
рассудительность же - единственная наука, имеющая своим предметом как
другие науки, так и самое себя.
- Следовательно, один только рассудительный человек может познать самого
себя и выявить, что именно он знает и что - нет, и точно так же он будет
способен разглядеть других - что именно каждый из них знает и думает, а с
другой стороны, что каждый знает по его собственному мнению, на самом же
деле не знает. Никто другой всего этого не может. Т.о., быть рассудительным
и рассудительность и самопознание - все это означает не что иное, как
способность знать, что именно ты знаешь и чего не знаешь. ...Посмотрим,
возможно или нет кому-то знать о том, что мы знаем и чего мы не знаем, и
знаем ли мы это или нет; затем, если это даже возможно знать, какая нам
польза в таком знании?
А как насчет слуха, который не слышит ни одного звука, но зато слышит сам
себя и другие слышания, а также глухоту?
А что до слуха, зрения, а также способности движения себя двигать, жаря -
себя сжигать и т.п., то кому-то это внушает сомнения, а некоторым, м.б., и
нет. Здесь требуется, мой друг, великий человек, который сумел бы провести
все эти различения и установить, точно ли ничто из сущего не имеет по своей
природе собственной потенции, направленной на самое себя, а не на иное, или
же одни вещи ее имеют, другие же - нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256