Но надо избегать изнеженности, надо наказывать детей, однако так, чтобы не
задеть их самолюбия; здесь следует поступать так, как обычно и делают в
отношении рабов, о чем мы уже говорили: не надо позволять тем, кто
наказывает, оскорблять подвергающегося наказанию, так как это вызовет у
него раздражение, но нельзя и баловать отсутствием наказаний. Точно так же
надо поступать и с детьми свободнорожденных.
Согласно моему утверждению, в правильной жизни не надо стремиться к
наслаждениям, и в свою очередь не следует совсем избегать страданий. Надо
довольствоваться чем-то средним, о чем я сейчас упомянул, обозначив это как
радостное...
Все то, что мы сейчас разобрали, относится к неписанным обычаям, как
называет их большинство. То, что именуют дедовскими законами, есть не что
иное, как совокупность подобных правил. [.. .] Обычаи эти связуют любой
государственный строй; они занимают середину между письменно установленными
законами и теми, что будут еще установлены. [...] Если их хорошо установить
и ввести в жизнь, они будут в высшей степени спасительным покровом для
современных им писанных законов. Если же по небрежности преступить границы
прекрасного, все рушится; это все равно как если бы удалили внутренние
основы возведенного строителями здания; и так как одно поддерживает другое,
то при ниспровержении древних оснований обваливается и все позднейшее
великолепное сооружение.
Я утверждаю: ни в одном государстве никто не знает, что характер игр очень
сильно влияет на установление законов и определяет, будут ли они прочными
или нет.
Если взглянуть на тело, можно заметить, как оно привыкает к разной еде,
разным напиткам, к трудам. Сперва все это вызывает расстройство, но затем,
с течением времени, из этого возникает соответствующая всему этому плоть;
тело знакомится, свыкается с этим укладом жизни, любит его, испытывает при
нем удовольствие, здоровеет и чувствует себя превосходно. [...] Надо
думать, что то же бывает и с образом мыслей и душевной природой людей.
[...] Любая душа благоговейно боится поколебать что-либо из установленных
раньше законов. Так вот законодателю и надо придумать какое-то средство,
чтобы в его государстве каким-то способом было осуществлено именно это. Что
касается меня, то я усматриваю это средство в следующем. Ведь изменения в
играх молодых людей все считают, как мы говорили раньше, просто игрой, в
высшей степени несерьезной... Здесь не принимают в расчет вот чего: те
дети, которые вводят новшества в свои игры, неизбежно станут взрослыми и
при этом иными людьми, чем те дети, что были до них; а раз они станут
иными, они будут стремиться и к иной жизни и в этом своем стремлении
пожелают иных обычаев и законов. Но если дело идет об изменении нравов,
когда люди нередко начинают хвалить то, что раньше порицали, и порицать то,
что раньше хвалили, то, думаю я, к этому более, нежели к чему-то другому,
надо бы отнестись с величайшей осмотрительностью.
Всякий юноша, не говоря уже о стариках, увидев или услыхав что-то
редкостное и необычное, не уступит легко в трудном споре и не примет сразу
решение, но остановится, очутившись словно бы на распутье. Один ли он
совершает свой путь или с другими людьми, но, раз он не слишком хорошо
знает дорогу, он будет спрашивать и самого себя, и других о том, что его
затрудняет, и двинется дальше не прежде, чем исследует основательно свой
путь и то, куда он ведет.
Небезопасно чтить хвалебными песнями и гимнами живых людей, пока они не
пройдут свой жизненный путь и не увенчают его прекрасным концом.
Человек, который, начиная с детства и вплоть до разумного, зрелого
возраста, сживается с рассудительной и умеренной Музой, услышав враждебную
ей Музу, презирает ее и считает неблагородной; кто же воспитался на
расхожей, сладостной Музе, тот говорит, что противоположная ей Муза холодна
и неприятна. Поэтому, как сейчас было сказано, в смысле приятности или
неприятности ни одна из них не превосходит другую. Зато первая чрезвычайно
улучшает жизнь людей, на ней воспитавшихся, вторая же - ухудшает.
Следует признать, что все величавое и склоняющееся к смелости имеет
мужественное обличье, то же, что тяготеет к скромности и благопристойности,
более сродни женщинам...
Я утверждаю, что в серьезных делах надо быть серьезным, а в несерьезных -
не надо. Этому-то и надо следовать; пусть каждый мужчина и каждая женщина
пусть проводят свою жизнь, играя в прекраснейшие игры, хотя это и
противоречит тому, что теперь принято.
Каждый должен как можно дольше и лучше провести свою жизнь в мире. Так что
же, наконец, правильно? Надо жить играя. Что ж это за игра?
Жертвоприношения, песни, пляски, чтобы суметь снискать к себе милость
богов, а врагов отразить и победить в битвах.
Какой же образ жизни станут вести люди, в должной мере снабженные всем
необходимым? Ремесла там поручены чужеземцам; земледелие предоставлено
рабам, собирающим с земли жатву достаточную, чтобы люди жили в
довольстве... Но неужели не осталось ни одного необходимого и вполне
приличного дела для людей, соблюдающих такой распорядок? Или каждый из них
должен лишь жить, жирея наподобие скота? Нет, утверждаем мы, это и
несправедливо, и нехорошо, да и невозможно, чтобы живущего так не постигла
должная кара. А состоит она в том, что праздное и беспечно разжиревшее
существо становится добычей другого существа, закаленного мужеством и
трудами. Мы утверждаем, что людям, живущим указанным способом, остается на
долю очень немаловажное дело; наоборот, оно самое важное из всего, что
предписывается справедливым законодательством. В самом деле, даже у тех,
кто домогается победы в Пифийских или Олимпийских играх, вовсе нет досуга
для прочих житейских дел; вдвое или еще больше недосуг тому, кто проводит
свою жизнь в заботах о всяческой добродетели, телесной и душевной, как это
и было вполне правильно указано. Поэтому никакие посторонние занятия не
должны служить помехой для того, что дает телу подобающую закалку в трудах,
душе же - занятия и навыки. Кто станет осуществлять именно это и будет
стремиться достичь достаточного совершенства души и тела, тому, пожалуй, не
хватит для этого всех ночей и дней.
Правители, бодрствующие по ночам в государствах, страшны для дурных людей -
как врагов, так и граждан, - но любезны и почтенны для людей справедливых и
здравомыслящих; полезны они и самим себе, и всему государству.
Без пастуха не могут жить ни овцы, ни другие животные; так и дети не могут
обойтись без каких-то руководителей, а рабы без господ. Но ребенка гораздо
труднее взять в руки, чем любое другое живое существо. Ведь чем меньше
разум ребенка направлен в надлежащее русло, тем более становится он
шаловливым, резвым и вдобавок превосходит дерзостью все остальные существа.
Поэтому надо обуздывать его всевозможными средствами...
...Я нахожу, что речи наши во многом подобны поэзии. И может быть, ничего
удивительного нет в том, что взирая на мои речи в целом, я испытываю
радостное чувство. В самом деле, из большинства сказанных речей, которые я
знаю или слышал в стихах или в прозе, они мне показались самыми сообразными
и наиболее подходящими для слуха молодых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256