А разве мы не знаем, что живые существа тягостно переносят глубокие,
многочисленные и многообразные изменения?
На всех животных тогда нападает великий мор, да и из людей остаются в живых
немногие. И на их долю выпадает множество поразительны и необычайных
потрясений, но величайшее из них то, которое сопутствует повороту
Вселенной, когда ее движение обращается вспять. [...]
Возраст живых существ, в каком каждое из них тогда находилось, сначала
таким и остается, и все, что было тогда смертного, перестало стареть и
выглядеть старше; наоборот, движение началось в противоположную сторону и
все стали моложе и нежнее: седые власы старцев почернели, щеки бородатых
мужей заново обрели гладкость, возвращая каждого из них к былой цветущей
поре; гладкими стали также и тела возмужалых юнцов, с каждым днем и каждой
ночью становясь меньше, пока они вновь не приняли природу новорожденных
младенцев и не уподобились им как душой, так и телом. Продолжая после этого
чахнуть, они в конце концов уничтожились совершенно. [...]
Ясно, Сократ, что в тогдашней природе не существовало рождения живых от
живых; уделом тогдашнего поколения было вновь рождаться из земли, как и
встарь, люди были земнорожденными. Ведь из того, что старческая природа
переходит в природу младенческую, следует, что и мертвые, лежащие в земле,
снова восстанут из нее и оживут, следуя перемене пошедшего вспять рождения
и возникая по необходимости как земнорожденное племя...
Тогда, вначале, самим круговращением целиком и полностью ведал [верховный]
бог, но местами, как и теперь, части космоса были поделены между правящими
богами. Да и живые существа были поделены между собой по родам и стадам
божественными пастухами - даймонами; при этом каждый из них владел той
группой, к которой он был приставлен, так что не было тогда ни диких
животных, ни взаимного пожирания, как не было ни войн, ни раздоров, зато
можно назвать тысячи хороших вещей, сопутствовавших такому устройству.
[...] Бог сам пестовал их и ими руководил, подобно тому как сейчас люди,
будучи существами, более прочих причастными божественному началу, пасут
другие, низшие породы.
Однако ради чего разбудили мы спящий миф, это надо бы сказать, чтобы затем
устремиться вперед. Когда всему этому исполнился срок, и должна была
наступить перемена, и все земнорожденное племя потерпело уничтожение, после
того как каждая душа проделала все предназначенные ей порождения и все они
семенами упали на землю, кормчий Вселенной, словно бы отпустив кормило,
отошел на свой наблюдательный пост, космос же продолжал вращаться под
воздействием судьбы и врожденного ему вожделения. Все местные боги,
соправители могущественнейшего божества, прознав о случившемся, лишили
части космоса своего попечения. Космос же, повернувшись вспять и пришедши в
столкновение с самим собой, увлекаемый противоположными стремлениями начала
и конца и сотрясаемый мощным внутренним сотрясением, навлек новую гибель на
всевозможных животных. Когда затем, по прошествии большого времени, шум,
замешательство и сотрясение прекратилось и наступило затишье, космос
вернулся к своему обычному упорядоченному бегу, попечительствуя и властвуя
над всем тем, что в нем есть, и над самим собою; при этом он по возможности
вспоминал наставления своего демиурга и отца.
Вначале он соблюдал их строже, позднее же - все небрежнее.
Когда же космос отделился от Кормчего, то в ближайшее время после этого
отделения он совершал прекрасно; по истечение же времени и приходе забвения
им овладевает состояние древнего беспорядка, так что в конце концов он
вырождается, в нем остается немного добра, смешанного с многочисленными
противоположного свойства, он подвергается опасности собственного
разрушения и гибели всего, что в нем есть. Потому-то устроившее его
божество, видя такое нелегкое его положение и беспокоясь о том, чтобы,
волнуемый смутой, он не разрушился и не погрузился в беспредельную пучину
неподобного, вновь берет кормило и снова направляет все больное и
разрушенное по прежнему свойственному ему круговороту: он вновь устрояет
космос, упорядочивает его и делает бессмертным и непреходящим.
И остальное все претерпело изменение, подражая и следуя состоянию целого:
это подражание необходимо было во всем - в плодоношении, в порождении и в
питании, ибо теперь уже недозволено было, чтобы живое существо зарождалось
в земле из частей другого рода, но, как космосу, которому велено было стать
в своем развитии самодовлеющим, так и частям его той же властью было
приказано насколько возможно самостоятельно зачинать, порождать и питать
потомство.
Итак, когда принявший нас в свои руки и пестовавший нас даймон прекратил
свои заботы, многие животные, по природе своей свирепые, одичали и стали
хватать людей, сделавшихся слабыми и беспомощными; вдобавок, первое время
люди не владели еще искусствами, естественного питания уже не хватало, а
добыть они его не умели, ибо раньше их к этому не побуждала необходимость.
Все это ввергло их в великое затруднение. Поэтому-то, согласно древнему
преданию, от богов нам были дарованы вместе с необходимыми поучениями и
наставлениями: огонь - Прометеем, искусства - Гефестом... семена и растения
- другими богами. И все, что устрояет и упорядочивает человеческую жизнь
родилось из этого: ибо, когда прекратилась, как было сказано, забота богов
о людях, им пришлось самим думать о своем образе жизни и заботиться о себе,
подобно целому космосу, подражая и следуя которому мы постоянно - в одно
время так, а в другое иначе - живем и взращиваемся.
Я даже думаю, Сократ, что этот образ божественного пастыря слишком велик в
сравнении с царем, нынешние же политики больше напоминают по своей природе
, а также образованию и воспитанию подвластных, чем властителей.
Мы сказали, что существует самоповелевающее искусство, распоряжающееся
живыми существами и пекущееся не о частных лицах, а о целом обществе;
назвали же мы это тогда искусством стадного выращивания.
Трудно ведь, не пользуясь образцами, пояснить что-либо важное. Ведь каждый
из нас, узнав что-то словно во сне, начисто забывает это, когда снова
оказывается будто бы наяву.
У меня, милый, оказалась нужда в образце самого образца.
...Образец появляется тогда, тогда один и тот же признак, по отдельности
присущий разным предметам, правильно воспринимается нами и мы, сводя то и
другое вместе, составляем себе единое истинное мнение?
Коль скоро дело обстоит таким образом, мы - я и ты, верно, ничуть не
погрешим, если решимся познать природу образца по частям, сперва увидев ее
в маленьком образце, а затем с меньших образцов перенеся это на идею царя
как на величайший образец подобного же рода, и уже с помощью этого образца
попытаемся искусно разведать, что представляет собой забота о государстве,
- дабы сон у нас превратился в явь? [...]
Значит нужно вернуться к следующему рассуждению, а именно: хотя тысячи
людей оспаривают у рода царей заботу о государствах, надо отвлечься от всех
них и оставить только царя, а для этого нам необходим, как было сказано,
образец.
Значит, нам надо считать двоякой сущность великого и малого и двояким
суждение о них и рассматривать их не только.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256