как гласит дедовский закон, для
человека хорошего этот отчет не страшен, а для дурного очень страшен и
никакой серьезной помощи после смерти он ожидать не может.
Хорошие голова и душа спасают все живое. [...]
Короче говоря, ум, слитый воедино с прекраснейшими ощущениями, с полным
правом можно было бы назвать спасением всякого существа.
Если государство не будет всего этого иметь, не будет ничего удивительного,
коль скоро, лишенное ума и ощущений, оно в каждом деле станет отдаваться на
волю случая.
Самое же главное состоит в том, чтобы не блуждать, преследуя разные цели,
но иметь в виду что-нибудь одно и все стрелы метать всегда в этом
направлении.
Теперь мы поймем, что нет ничего удивительного в блуждании государственных
узаконений, раз в каждом государстве цели законодательства разные.
Неудивительно также, что большей частью определяют справедливое положение
вещей следующим образом: в одних государствах считают справедливой власть
нескольких лиц независимо от того, лучше или хуже они остальных людей; в
других - возможность обогащаться независимо от того, становятся ли при этом
люди рабами других или нет; в третьих все стремление направлено к свободной
жизни; законодательство четвертых имеет две цели: самим быть свободными и
владычествовать над другими государствами. Наконец, есть государства,
считающие себя самыми мудрыми, однако они сразу преследуют все эти цели и
не могут указать той главной и единой цели, на которую должно быть
направлено все остальное.
Мы указали ту единую цель, которую должен иметь в виду ум - ум кормчего,
врача или военачальника. Сейчас мы исследуем ум государственного мужа.
Хорошо было бы обратиться к нему, как к человеку, с таким вопросом: "О
удивительный, какова же твоя цель?"
Разве мы не сказали, что в каждом деле выдающийся демиург и страж должен не
только быть в силах наблюдать за многим, но должен еще стремиться к
какой-то единой цели, знать ее и сознательно направлять к ней все, что он
охватывает своим взором? [...]
Разве есть более точный способ созерцания, чем когда человек в состоянии
отнести к одной идее множество непохожих вещей?
...Никто из людей не располагает более ясным методом.
...Она самая старшая и божественная из всех вещей, движение которых,
соединившись со становлением, создало вечную сущность. Другой довод
касается всеобщего движения: в нем наблюдается стройный порядок, так как
над светилами и прочими телами господствует все упорядочивающий ум.
...При неодушевленности тел, не обладающих умом, не могли бы быть выполнены
столь удивительно точно все расчеты. ...Ум привел в стройный порядок все
то, что находится на небе.
Никто из смертных не может стать твердым в благочестии, если не усвоит двух
только что указанных положений. Первое - что душа старше всего, что
получило в удел рождение; она бессмертна и правит всеми телами; второе -
что в звездных телах, как мы не раз говорили, пребывает ум всего
существующего.
...Нелегкой задачей будет найти, что именно надо изучать; нелегко также
стать учеником того, кто это нашел. Вдобавок есть еще определенный срок,
предназначенный для усвоения. [...] Ведь даже самим обучающимся неясно,
какое требуется время для изучения, пока каждый в глубине души не приобрел
знаний по этому предмету. Если сказать, что никакие сокровенные знания
недоступны, то это будет неправильно, ибо они недоступны в том смысле, что
им нельзя предпослать предварительных разъяснений.
Действительно, только тогда вполне, можно сказать, наяву осуществится то,
чего мы коснулись в нашей предшествующей беседе как бы во сне, слив воедино
образ главы и ума.
Платон-Алквиад 1
Платон
Алквиад I
Сократ. [...] Ты утверждаешь, что тебе не нужен никто из людей: мол
присущее тебе величие - как телесное, так и душевное - таково, что ты ни в
ком не нуждаешься. Ты считаешь, что ты - первый среди людей... Мнится мне,
что если кто-нибудь из богов тебе рек: "Алкивиад, желаешь ли ты жить тем,
чем жил прежде, или предпочел бы тотчас же умереть, коль скоро не сможешь
рассчитывать на большее?" - ты избрал бы смерть. А если бы тот же самый бог
сказал, что тебе следует править лишь здесь, в Европе, в Азию же тебе путь
закрыт и ты не предназначен для тамошних дел, то, думаю я, жизнь была бы
тебе не в жизнь на этих условиях, коль скоро ты не сможешь, так сказать,
заполонить своим именем и могуществом все народы. Я утверждаю, что ты
намерен в самый короткий срок выступить перед афинянами со своими советами.
Смотри же, постарайся сказать, к чему тяготеет наилучшее при заключении
мира и с кем следует сражаться во время войны.
Алкивиад. Но я, хоть и стараюсь, не могу этого уразуметь.
Сократ. Значит, ты не знаешь, какие взаимные обвинения выдвигаются при
объявлении войны сторонами и с какими словами мы начинаем обычно войну?
Алкивиад. Нет, знаю: мы утверждаем при этом, что мы обмануты, ограблены
либо потерпели насилие.
Сократ. Прекрасно. Что же ты посоветуешь афинянам - сражаться против
обидчиков или против тех, кто действует справедливо?
Алкивиад. Вопрос твой коварен: ведь даже если кому-нибудь придет в голову,
что следует воевать против тех, кто действует справедливо, афиняне на это
не пойдут.
Сократ. В таком случае на мой вопрос, что является лучшим - воевать или
нет, с кем именно воевать и в какое именно время, - ответом будет, что
лучшее - это более справедливое. Не так ли?
Алкивиад. Кажется, так.
Сократ. Но как же, милый Алкивиад? Мог ли ты сам не знать, что ты это
знаешь, или же ты скрыл от меня, что обучался этому у учителя, научившего
тебя различать более или менее справедливое? Кто же этот учитель? Скажи
мне, чтобы ты и меня мог определить к нему в ученики.
Алкивиад. Я думаю, мой Сократ, что афиняне, да и все остальные эллины редко
задаются вопросом, что справедливо, а что несправедливо, они считают, что
это само собой ясно. Поэтому, отложив попечение о справедливости, они
заботятся лишь о пользе дела. Ведь справедливое и полезное, как я полагаю,
- это не одно и то же: скольким людям, чинившим величайшую
несправедливость, это принесло выгоду, в то время как другим, хоть и
вершившим справедливые дела, по-моему, не повезло.
Сократ. Так давай же, поскольку явно безразлично, убеждать ли многих или
одного, поупражняйся на мне и попробуй мне доказать, что справедливое не
всегда бывает полезным.
Алкивиад. Но клянусь богами, Сократ, я уже сам не понимаю, что именно я
утверждаю; я оказался в нелепейшем положении: когда ты спрашиваешь, мне
кажется верным то одно, то другое. [...]
Сократ. Ты ведь признаешь, что и относительно справедливого и
несправедливого, прекрасного и безобразного, хорошего и дурного, полезного
и бесполезного ты колеблешься в своих ответах? И не объясняются ли твои
колебания тем, что всего этого ты не знаешь?
Алкивиад. Иначе и быть не может.
Сократ. С другой стороны, знаешь ли ты, каким образом можно взойти на небо?
Алкивиад. Клянусь Зевсом, вот этого-то я не знаю.
Сократ. И что же, колеблешься ты в своем мнении по этому поводу?
Алкивиад. Разумеется, нет. [...]
Сократ. Причина, мой друг, состоит в том, что, не зная этого, ты и не
думаешь, будто знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256
человека хорошего этот отчет не страшен, а для дурного очень страшен и
никакой серьезной помощи после смерти он ожидать не может.
Хорошие голова и душа спасают все живое. [...]
Короче говоря, ум, слитый воедино с прекраснейшими ощущениями, с полным
правом можно было бы назвать спасением всякого существа.
Если государство не будет всего этого иметь, не будет ничего удивительного,
коль скоро, лишенное ума и ощущений, оно в каждом деле станет отдаваться на
волю случая.
Самое же главное состоит в том, чтобы не блуждать, преследуя разные цели,
но иметь в виду что-нибудь одно и все стрелы метать всегда в этом
направлении.
Теперь мы поймем, что нет ничего удивительного в блуждании государственных
узаконений, раз в каждом государстве цели законодательства разные.
Неудивительно также, что большей частью определяют справедливое положение
вещей следующим образом: в одних государствах считают справедливой власть
нескольких лиц независимо от того, лучше или хуже они остальных людей; в
других - возможность обогащаться независимо от того, становятся ли при этом
люди рабами других или нет; в третьих все стремление направлено к свободной
жизни; законодательство четвертых имеет две цели: самим быть свободными и
владычествовать над другими государствами. Наконец, есть государства,
считающие себя самыми мудрыми, однако они сразу преследуют все эти цели и
не могут указать той главной и единой цели, на которую должно быть
направлено все остальное.
Мы указали ту единую цель, которую должен иметь в виду ум - ум кормчего,
врача или военачальника. Сейчас мы исследуем ум государственного мужа.
Хорошо было бы обратиться к нему, как к человеку, с таким вопросом: "О
удивительный, какова же твоя цель?"
Разве мы не сказали, что в каждом деле выдающийся демиург и страж должен не
только быть в силах наблюдать за многим, но должен еще стремиться к
какой-то единой цели, знать ее и сознательно направлять к ней все, что он
охватывает своим взором? [...]
Разве есть более точный способ созерцания, чем когда человек в состоянии
отнести к одной идее множество непохожих вещей?
...Никто из людей не располагает более ясным методом.
...Она самая старшая и божественная из всех вещей, движение которых,
соединившись со становлением, создало вечную сущность. Другой довод
касается всеобщего движения: в нем наблюдается стройный порядок, так как
над светилами и прочими телами господствует все упорядочивающий ум.
...При неодушевленности тел, не обладающих умом, не могли бы быть выполнены
столь удивительно точно все расчеты. ...Ум привел в стройный порядок все
то, что находится на небе.
Никто из смертных не может стать твердым в благочестии, если не усвоит двух
только что указанных положений. Первое - что душа старше всего, что
получило в удел рождение; она бессмертна и правит всеми телами; второе -
что в звездных телах, как мы не раз говорили, пребывает ум всего
существующего.
...Нелегкой задачей будет найти, что именно надо изучать; нелегко также
стать учеником того, кто это нашел. Вдобавок есть еще определенный срок,
предназначенный для усвоения. [...] Ведь даже самим обучающимся неясно,
какое требуется время для изучения, пока каждый в глубине души не приобрел
знаний по этому предмету. Если сказать, что никакие сокровенные знания
недоступны, то это будет неправильно, ибо они недоступны в том смысле, что
им нельзя предпослать предварительных разъяснений.
Действительно, только тогда вполне, можно сказать, наяву осуществится то,
чего мы коснулись в нашей предшествующей беседе как бы во сне, слив воедино
образ главы и ума.
Платон-Алквиад 1
Платон
Алквиад I
Сократ. [...] Ты утверждаешь, что тебе не нужен никто из людей: мол
присущее тебе величие - как телесное, так и душевное - таково, что ты ни в
ком не нуждаешься. Ты считаешь, что ты - первый среди людей... Мнится мне,
что если кто-нибудь из богов тебе рек: "Алкивиад, желаешь ли ты жить тем,
чем жил прежде, или предпочел бы тотчас же умереть, коль скоро не сможешь
рассчитывать на большее?" - ты избрал бы смерть. А если бы тот же самый бог
сказал, что тебе следует править лишь здесь, в Европе, в Азию же тебе путь
закрыт и ты не предназначен для тамошних дел, то, думаю я, жизнь была бы
тебе не в жизнь на этих условиях, коль скоро ты не сможешь, так сказать,
заполонить своим именем и могуществом все народы. Я утверждаю, что ты
намерен в самый короткий срок выступить перед афинянами со своими советами.
Смотри же, постарайся сказать, к чему тяготеет наилучшее при заключении
мира и с кем следует сражаться во время войны.
Алкивиад. Но я, хоть и стараюсь, не могу этого уразуметь.
Сократ. Значит, ты не знаешь, какие взаимные обвинения выдвигаются при
объявлении войны сторонами и с какими словами мы начинаем обычно войну?
Алкивиад. Нет, знаю: мы утверждаем при этом, что мы обмануты, ограблены
либо потерпели насилие.
Сократ. Прекрасно. Что же ты посоветуешь афинянам - сражаться против
обидчиков или против тех, кто действует справедливо?
Алкивиад. Вопрос твой коварен: ведь даже если кому-нибудь придет в голову,
что следует воевать против тех, кто действует справедливо, афиняне на это
не пойдут.
Сократ. В таком случае на мой вопрос, что является лучшим - воевать или
нет, с кем именно воевать и в какое именно время, - ответом будет, что
лучшее - это более справедливое. Не так ли?
Алкивиад. Кажется, так.
Сократ. Но как же, милый Алкивиад? Мог ли ты сам не знать, что ты это
знаешь, или же ты скрыл от меня, что обучался этому у учителя, научившего
тебя различать более или менее справедливое? Кто же этот учитель? Скажи
мне, чтобы ты и меня мог определить к нему в ученики.
Алкивиад. Я думаю, мой Сократ, что афиняне, да и все остальные эллины редко
задаются вопросом, что справедливо, а что несправедливо, они считают, что
это само собой ясно. Поэтому, отложив попечение о справедливости, они
заботятся лишь о пользе дела. Ведь справедливое и полезное, как я полагаю,
- это не одно и то же: скольким людям, чинившим величайшую
несправедливость, это принесло выгоду, в то время как другим, хоть и
вершившим справедливые дела, по-моему, не повезло.
Сократ. Так давай же, поскольку явно безразлично, убеждать ли многих или
одного, поупражняйся на мне и попробуй мне доказать, что справедливое не
всегда бывает полезным.
Алкивиад. Но клянусь богами, Сократ, я уже сам не понимаю, что именно я
утверждаю; я оказался в нелепейшем положении: когда ты спрашиваешь, мне
кажется верным то одно, то другое. [...]
Сократ. Ты ведь признаешь, что и относительно справедливого и
несправедливого, прекрасного и безобразного, хорошего и дурного, полезного
и бесполезного ты колеблешься в своих ответах? И не объясняются ли твои
колебания тем, что всего этого ты не знаешь?
Алкивиад. Иначе и быть не может.
Сократ. С другой стороны, знаешь ли ты, каким образом можно взойти на небо?
Алкивиад. Клянусь Зевсом, вот этого-то я не знаю.
Сократ. И что же, колеблешься ты в своем мнении по этому поводу?
Алкивиад. Разумеется, нет. [...]
Сократ. Причина, мой друг, состоит в том, что, не зная этого, ты и не
думаешь, будто знаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256