Но об этом позднее; сейчас мы обязаны самым обстоятельным образом
рассмотреть более близкий предмет, то есть прежде всего возникновение тела
во всех его частях, затем возникновение души - по каким причинам и по каким
предначертаниям богов оно совершилось. Наше исследование должно идти таким
образом, чтобы добиться наибольшей степени вероятности. Итак, боги,
подражая очертаниям Вселенной, со всех сторон округлой, включили оба
божественных круговращения в сферовидное тело, то самое, которое мы ныне
именуем головой и которое являет собою божественнейшую нашу часть,
владычествующую над остальными частями. Ей в помощь они придали все
устроенное ими же тело, позаботившись, чтобы оно было причастно всем
движениям сколько их ни есть; так вот, чтобы голова не катилась по земле,
всюду покрытой буграми и ямами, затрудняясь, как тут перескочить, а там
выбраться, они даровали ей эту вездеходную колесницу. Поэтому тело стало
продолговатым и, по замыслу бога, сделавшего его подвижным, произрастило из
себя четыре конечности, которые можно вытягивать и сгибать; цепляясь ими и
опираясь на них, оно приобрело способность всюду продвигаться, высоко нося
вместилище того, что в нас божественнее всего и святее.
Таким образом и по такой причине у всех людей возникли руки и ноги. Найдя,
что передняя сторона у нас благороднее и важнее задней, они уделили ей
главное место в нашем передвижении. Сообразно с этим нужно было, чтобы
передняя сторона человеческого тела получила особое и необычное устройство;
потому-то боги именно на этой стороне головной сферы поместили лицо,
сопрягши с ним все орудия промыслительной способности души, и определили,
чтобы именно передняя по своей природе часть была причастна
руководительству Из орудий они прежде всего устроили те, что несут с собой
свет, то есть глаза, и сопрягли их [с лицом] вот по какой причине: они
замыслили, чтобы явилось тело, которое несло бы огонь, не имеющий свойства
жечь, но изливающий мягкое свечение, и искусно сделали его подобным
обычному дневному свету.
Дело в том, что внутри нас обитает особенно чистый огонь, родственный свету
дня, его-то они заставили ровным и плотным потоком изливаться через глаза;
при этом они уплотнили как следует глазную ткань, но особенно в середине, с
чтобы она не пропускала ничего более грубого, а только этот чистый огонь. И
вот когда полуденный свет обволакивает это зрительное истечение и подобное
устремляется к подобному, они сливаются, образуя единое и однородное тело в
прямом направлении от глаз, и притом в месте, где огонь, устремляющийся
изнутри, сталкивается с внешним потоком света. А поскольку это тело
благодаря своей однородности претерпевает все, что с ним ни случится,
однородно, то стоит ему коснуться а чего-либо или, наоборот, испытать
какое-либо прикосновение, и движения эти передаются уже ему всему, доходя
до души: отсюда возникает тот вид ощущения, который мы именуем зрением.
Когда же ночь скроет родственный ему огонь дня, внутренний огонь как бы
отсекается: наталкиваясь на то, что ему не подобно, он терпит изменения и
гаснет, ибо не может слиться с близлежащим воздухом, не имеющим в себе
огня. Зрение бездействует и тем самым наводит сон. Дело в том, что, когда
мы при помощи устроенных богами природных укрытий для глаз, то есть век,
запираем внутри себя силу огня, последняя рассеивает и уравновешивает
внутренние движения, отчего приходит покой. Если покой достаточно глубок,
то сон почти не нарушается грезами, но если внутри остались еще сильные
движения, то они сообразно своей природе и месту порождают соответствующие
по свойствам и числу изображения, отражающиеся внутри нас и вспоминающиеся
после пробуждения как совершившееся вне нас. Теперь не составит труда
уразуметь и то, как рождаются образы на глади зеркал .и других блестящих
предметов. Ведь если внутренний и внешний огонь вступают в общение и
сливаются воедино возле зеркальной глади, многообразно перестраиваясь, то
отражение по необходимости возникнет, как только огонь, исходящий от лица,
сольется возле гладкого и блестящего предмета с огнем зрения. При этом
левое будет казаться правым, ибо каждая часть зрительного потока
соприкоснется не с той частью [встречного света], как это бывает обычно, а
с противоположной.
Однако стоит только свету при сопряжении с другим светом повернуть в
противоположную сторону, и правой будет казаться правым, а левое - левым.
Именно так происходит, если гладкая поверхность вогнутого зеркала
направляет с свет, идущий справа, в левую сторону глаза, и наоборот. Если
же такое зеркало повернуть в направлении длины лица, почудится, будто
человек опрокинут вниз головой, ибо оно будет опять-таки отбрасывать свет
снизу к верхней части зрительного луча, а сверху - к нижней Все это
принадлежит к разряду вспомогательных причин, которыми бог пользуется как
средством, дабы в меру возможности осуществить идею высшего совершенства.
Однако большинству людей кажется, будто это не вспомогательные, но основные
причины всего, коль скоро они производят охлаждение и нагревание, сгущение
и разрежение и так далее.
Между тем все подобные причины ни в каком отношении не могут обладать ни
рассудком, ни умом. Должно признать, что из всего сущего стяжать ум
подобает одной лишь душе, но душа невидима, в то время как огонь, вода,
земля и воздух - это видимые тела. Итак, почитатель ума и знания должен
рассматривать прежде всего причины, в которые связаны с разумной природой,
и лишь во вторую очередь те, которые связаны с вещами, движимыми извне и
потому с необходимостью движущими другие вещи. Так надо поступать и нам, а
потому будем разграничивать причины двух родов: одаренные умом, которые
производят прекрасное и доброе, и лишенные разума, которые вызывают все
случайное и беспорядочное. О вспомогательных причинах, послуживших к тому,
чтобы глаза обрели свою нынешнюю способность, мы уже сказали; теперь
осталось ответить, какова же высшая польза от глаз, ради которой бог их нам
даровал.
По моему разумению, зрение - это источник величайшей для нас пользы; вот и
в нынешнем нашем рассуждении мы не смогли бы сказать ни единого слова о
природе Вселенной, если бы никогда не видели ни звезд, ни Солнца, ни неба.
Поскольку же день и ночь, круговороты месяцев и годов, равноденствия и
солнцестояния зримы, глаза открыли нам число, дали понятие о времени и
побудили исследовать природу Вселенной, а из этого возникло то, что
называется философией и лучше чего не было и не будет подарка смертному
роду от богов. Я утверждаю, что именно в этом высшая польза очей. Стоит ли
воспевать иные, маловажные блага? Ведь даже и чуждый философии человек,
ослепнув, примется Стенаньями напрасными оплакивать потерю глаз. Как бы то
ни было, нам следует считать, что причина, по которой бог изобрел и даровал
нам зрение, именно эта: чтобы мы, наблюдая круговращения ума в небе,
извлекли пользу для круговращения нашего мышления, которое сродни тем, с
небесным, хотя в отличие от их невозмутимости оно подвержено возмущению; а
потому, уразумев и усвоив природную правильность рассуждений, мы должны,
подражая безупречным круговращениям бога, упорядочить непостоянные
круговращения внутри нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256