Федр. Пожалуй.
Сократ. Остается разобрать, подобает ли записывать речи или нет, чем это
хорошо, а чем не годится. Не так ли?
Федр. Да.
Сократ. Относительно речей знаешь ли ты, как всего более угодить богу делом
или словом?
Федр. Нет, а ты?
Сократ. Я могу только передать, что об этом слышали наши предки, они-то
знали, правда ли это. Если бы мы сами могли доискаться до этого, разве нам
было бы дело до человеческих предположений?
Федр. Смешной вопрос! Но скажи, что ты, по твоим словам, слышал.
Сократ. Так вот, я слышал, что близ египетского Навкратиса родился один из
древних тамошних богов, которому посвящена птица, называемая ибисом. А
самому божеству имя было Тевт. Он первый изобрел число, счет, геометрию,
астрономию, вдобавок игру в шашки и в кости, а также и письмена. Царем над
всем Египтом был тогда Тамус, правивший в великом городе верхней области,
который греки называют египетскими Фивами, а его бога - Аммоном. Придя к
царю, Тевт показал свои искусства и сказал, что их надо передать остальным
египтянам. Царь спросил, какую пользу приносит каждое из них. Тевт стал
объяснять, а царь, смотря по тому, говорил ли Тевт, по его мнению, хорошо
или нет, о кое-что порицал, а кое-что хвалил. По поводу каждого искусства
Тамус, как передают, много высказал Тевту хорошего и дурного, но это было
бы слишком долго рас сказывать. Когда же дошел черед до письмен, Тевт
сказал: "Эта наука, царь, сделает египтян более мудрыми и памятливыми, так
как найдено средство для памяти и мудрости". Царь же сказал: "Искуснейший
Тевт, один способен порождать предметы искусства, а другой - судить, какая
в них доля вреда или выгоды для тех, кто будет ими пользоваться. Вот и
сейчас ты, отец письмен, из любви к ним придал им прямо противоположное
значение. В души научившихся им они вселят забывчивость, так как будет
лишена упражнения память: припоминать станут извне, доверяясь письму, по
посторонним знакам, а не изнутри, сами собою. Стало быть, ты нашел средство
не для памяти, а для припоминания. Ты даешь ученикам мнимую, а не истинную
мудрость. Они у тебя будут многое знать понаслышке, без обучения, и будут
казаться многознающими, оставаясь в большинстве не веждами, людьми трудными
для общения; они станут мнимомудрыми вместо мудрых".
Федр. Ты, Сократ, легко сочиняешь египетские и какие тебе угодно сказания.
Сократ. Рассказывали же жрецы Зевса Додонского, что слова дуба были первыми
прорицаниями. Людям тех времен, - ведь они не были так умны, как вы,
нынешние, - было довольно, по их простоте, слушать дуб или скалу, лишь бы
только те говорили правду. А с для тебя, наверное, важно, кто это говорит и
откуда он, ведь ты смотришь не только на то, так ли все на самом деле или
иначе.
Федр. Ты правильно меня упрекнул, а с письме нами, видно, так оно и есть,
как говорит тот фиванец.
Сократ. Значит, и тот, кто рассчитывает запечатлеть в письменах свое
искусство и кто в свою очередь черпает его из письмен, потому что оно будто
бы надежно и прочно сохраняется там на будущее, - оба преисполнены
простодушия и, в сущности, не знают прорицания Аммона, раз они записанную
речь ставят выше, чем напоминание со стороны человека, сведущего в том, что
записано.
Федр. Это очень верно.
Сократ. В этом, Федр, дурная особенность письменности, поистине сходной с
живописью: ее порождения стоят, как живые, а спроси их - они величаво и
гордо молчат. То же самое и с сочинениями: думаешь, будто они говорят как
разумные существа, но если кто спросит о чем-нибудь из того, что они
говорят, желая это усвоить, они всегда отвечают одно и то же. Всякое
сочинение, однажды записанное, находится в обращении везде - о и у людей
понимающих, и равным образом у тех, кому вовсе не подобает его читать, и
оно не знает, с кем оно должно говорить, а с кем нет. Если им пренебрегают
или несправедливо его ругают, оно нуждается в помощи своего отца, само же
не способно ни защититься, ни помочь себе.
Федр. И это ты говоришь очень верно.
Сократ. Что же, не взглянуть ли нам, как возникает другое сочинение, родной
брат первого, и насколько оно по своей природе лучше того и могущественнее?
Федр. Что же это за сочинение и как оно, по-твоему, возникает?
Сократ. Это то сочинение, которое по мере приобретения знаний пишется в
душе обучающегося; оно способно себя защитить и при этом умеет говорить с
кем следует, умеет и промолчать.
Федр. Ты говоришь о живой и одушевленной речи знающего человека,
отображением которой справедливо можно назвать письменную речь?
Сократ. Совершенно верно. Скажи мне вот что: разве станет разумный
земледелец, радеющий о посеве и желающий получить урожай, всерьез
возделывать летом сады Адониса ради удовольствия восемь дней любоваться
хорошими всходами? Если он и делает это иной раз, то только для забавы,
ради праздника. А всерьез он сеет, где надлежит, применяя земледельческое
искусство, и бывает доволен, когда на восьмой месяц созреет его посев.
Федр. Конечно, Сократ, одно он будет делать всерьез, а другое - только так,
как ты говоришь.
Сократ. А человек, обладающий знанием справедливого, прекрасного, благого,
- что же он, по-нашему, меньше земледельца заботится о своем посеве?
Федр. Ни в коем случае.
Сократ. Значит, он не станет всерьез писать по воде чернилами, сея при
помощи тростниковой палочки сочинения, не способные помочь себе словом и
должным образом научить истине.
Федр. Это было бы невероятно.
Сократ. Конечно. Но вероятна, ради забавы он засеет сады письмен и станет
писать; ведь когда он пишет, он накапливает запас воспоминаний для себя
самого на то время, когда наступит старость - возраст забвенья, да и для
всякого, кто пойдет по его следам; и он порадуется при виде нежных всходов.
Между тем как другие люди предаются иным развлечениям, упиваясь пиршествами
и тому подобными забавами, он вместо этого будет, вероятно, проводить время
в тех развлечениях, о которых я говорю.
Федр. Забава, о которой ты говоришь, Сократ, пре красна в сравнении с теми
низкими развлечениями: ведь она доступна только тому, кто умеет, забавляясь
сочинением, повествовать о справедливости и обо всем про чем, что ты
упоминал.
Сократ. Так-то это так, милый Федр, но еще лучше, по-моему, станут такие
занятия, если пользоваться искусством диалектики: взяв подходящую душу,
такой человек "со знанием дела насаждает и сеет в ней речи, способные
помочь и самим себе и сеятелю, ибо они не бесплодны, в них есть семя,
которое родит новые речи в душах других людей, способные сделать это семя
на веки бессмертным, а его обладателя счастливым настоль ко, насколько
может быть человек.
Федр. То, что ты сейчас говоришь, еще лучше.
Сократ. Теперь, Федр, раз мы с этим согласны, мы уже можем судить и о
том...
Федр. О чем?
Сократ. Да о том, что мы хотели рассмотреть и что привело нас к только что
сказанному: надо рассмотреть упрек, сделанный нами Лисию за то, что он
пишет речи, да и сами речи - какие из них написаны искусно, а какие нет. А
что соответствует правилам искусства и что нет, как мне кажется, уже
достаточно выяснено.
Федр. Да, кажется, но напомни, как именно.
Сократ. Прежде всего надо познать истину относительно любой вещи, о которой
говоришь или пишешь;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256